Влюбить генерала, или Купидоновы трудности - Ева Финова

Еще шаг на следующую ступеньку. И мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли.

Невидимая тяжесть упала на мои плечи, еще сильнее пригибая к земле.

Показалось ли, но в этот миг мир словно поменялся, утратив четкость, а оракул взволнованно бросил:

– Не может быть…

Но я его уже не слушала. Потому что он искусный лжец. Было поздно что-то менять. Поверю в себя, потому что выхода у меня нет. Выбора нет. Совсем нет! Смогу так смогу. Я сильная. Я все сумею и все выдержу! Я – Виталина Ломакина, неисполнительный директор из МаксоДжинс, самостоятельно поднялась из низов. Я выгрызала себе место под солнцем среди акул. Я и сама акула, которая может сожрать любого, кто встанет на моем пути.

Еще шаг. И перед глазами поплыло. Пот заструился ручьями по телу. Но это мелочи, потому что в этот раз настала очередь жжения. Кожу сильно обожгло, словно тысяча иголок прошлась по телу, оставляя после себя тягучую противную боль. А впереди еще пять ступенек, которые нужно преодолеть, превозмогая боль.

Спасительная мысль справиться со всем этим одним махом – пронеслась в голове, когда я отважилась на отчаянный шаг. Уж если дергать зуб без наркоза, то сделать это нужно как можно быстрее. А дальше уже дело за малым.

Выдохнула, закричала громко на весь дворец и побежала вперед по лестнице, закрыв глаза. Белая вспышка ворвалась в сознание, а чувства исчезли в следующий миг, и я перестала ощущать свое тело. Совсем. Я словно умерла.

Но почему словно? Я точно умерла… Наверное…

Иначе как объяснить нынешнее состояние?

Озираясь по сторонам, я не видела ни своего тела, ни что-либо еще. Я будто смотрела на невыносимую белизну, выглядывая из одной единственной точки пространства. Подо мной ничего, справа, слева, надо мной – тоже.

Вот я и доигралась в карьеристку, да? Это было последним, о чем я подумала, прежде чем белоснежный мир вокруг меня исчез, уступая место темноте кромешной.

Глава 17. Известие

Лес Забвения простирался далеко-далеко за горизонт, привлекая небесного генерала своей нетронутой красотой, опасностью и непередаваемым спокойствием окружающего бытия. Вода широким ручьем текла по порогам медленно, размеренно, еле слышно журча, услаждая слух редкого путника. Насекомые стрекотали в одним им известном ритме. Пение птиц доносилось издалека. Шум листвы расслаблял и убаюкивал мерным шелестом.

Шан-и-Дан любил это место всей душой, каждой клеточкой своего тела. Ведь только здесь он мог приобрести необходимый покой, собраться с мыслями, отдохнуть от дворцовой суеты, от придворных интриг и лицемерия, уже вошедшего в привычку его сановников, наложниц и даже стражников. Многие из них считались приближенными генерала, вот только сам небожитель держал всех на расстоянии и уже много лет ни с кем не сближался, чтобы не создавать проблем ни себе, ни окружающим его людям. Он никому не позволял заглянуть за нерушимую стену, возведенную в одночасье в глубине души после смерти Луо Шинь.

Каким же наивным он был ранее!

Почему подпустил близко к сердцу одну из своих наложниц? Почему соизволил позвать ее замуж? О чем он только думал?

Но главное, почему он согласился дать Луо пожизненную клятву верности, покидая дворец, чтобы сразиться с мятежниками на южном континенте Торакса?

Чем он думал в тот роковой день?

Чем?..

Душа его была не на месте в тот день, сердце разрывалось на кусочки от невыносимой тревоги, заполнялось тоской и апатией, стоило лишь покинуть главные ворота дворца. Его личного прибежища. Его родового гнезда. Он хотел забрать Луо с собой. Как знал, что во дворце затаился предатель, готовый пойти на все, лишь бы не допустить свадьбы небесного генерала. А всему виной род и-Данов, третий по значимости в великой Империи Пояса Ориона после императора Лувана и рода Снежных Фениксов с планеты Альпакса, в два раза превосходящей по численности Торакс. По густоте населения, правда, уступающую планете генерала Шана. Из-за чего два рода небесных генералов часто враждовали друг с другом. Снежные Фениксы на протяжении многих лет пытались переманить жителей его планеты, обещая благодать и золотые горы каждому желающему уйти от своего господина, покинуть плодородный Торакс, радующий взор одним лишь видом зеленых прерий Восточного континента. Вот только мало кому известно из жителей этой планеты, что большая часть Альпаксы непригодна для возделывания, потому что иссушена знойными бурями, порождаемыми космическим ветром. Ближайшее светило на исходе третьей фазы своего жизненного цикла уничтожало все живое на близко расположенных планетах, в том числе земли Снежных Фениксов. Вот уже две сотни лет жители Альпаксы встречали слово «снег» только в названии правящего планетой клана небожителей.

Другое дело Торакс с его плодородными землями, гигантскими рисовыми плантациями, зелеными горами и речными джунглями в низинах холмистой местности.

Гордый за свою родину Шан пригляделся к естественному рисунку, искривившему ствол тысячелетнего дерева. Зеленые кусочки мха окружили маленькое дупло, из которого испуганно показался полосатый грызун. Взгляды двух живых существ встретились на миг, но этого хватило, чтобы генерал вдруг вспомнил о поведении новенькой служанки, прибывшей якобы с Земли.

Он в малейших деталях припомнил ее испуганный до невменяемости взгляд. Он словно заново ощутил на коже жжение из-за царапин ее острых ногтей. И ведь всякому придворному известно, кто бы ни причинил боль генералу Шану – участь его будет предрешена в считаные часы, если не мгновения. Ей повезло, что в комнате не было свидетелей, которые бы немедля затребовали свершения суда над смутьянкой.

Никому не дозволялось применять силу против генерала, ежели чтобы проститься с жизнью. Едва Шан подумал об этом, тяжелая боль легла на сердце массивным камнем, мешая вдохнуть полной грудью. Такое состояние стало для последнего представителя рода и-Данов самой настоящей новостью. Он уже отвык от подобного волнения. Он давно ничего не испытывал по отношению к кому-либо.

Тревога – вот как называлось это чувство, с которым он никак не мог расстаться, едва покинул праздничный зал и оставил Виталину одну.

Перед последующем мероприятием возложения венков он ясно дал понять личной охране и всем придворным, что она для него абсолютно ничего не значит. Что к ней