Медовое путешествие втроем - Дарья Донцова

– Верно, – согласилась я, – с тех пор как на станции ликвидировали ларек с газетами, я иногда езжу в деревню за прессой. Ты тоже туда заглядываешь?

– Ладно, – кивнул Андрей, – расскажу. Но если кто-то сюда войдет, сразу замолчу. И пообещайте, что не растреплете вообще ничего маме.

Я подняла руку.

– Клянусь молчать. Но только если пойму, что ты не врешь.

Андрюша, конечно, не помнит, каким было его раннее детство, зато не может забыть, каково это – ходить в детский садик. В пять лет мальчика отдали в сад, и начались мучения. Его поднимали в семь утра, в любую погоду, несмотря на снег или дождь, вытаскивали на улицу, переводили через шумный проспект и сдавали на руки воспитательнице, от которой всегда отвратительно пахло.

За год, проведенный со сверстниками, Андрейка ни с кем не подружился. Он постоянно плакал, хотел домой, не мог есть невкусную еду и всегда оказывался самым глупым на занятиях. Дети не желали играть с ревой, на прогулках малыш стоял в сторонке, потом кто-нибудь его толкал, и он падал, заливаясь слезами.

Почему обеспеченные родители, которые вполне могли оставить отпрыска дома под присмотром Кати, обрекли сынишку на муки? По какой причине записали его в муниципальный садик, где в группе было двадцать с лишним детей, а не пристроили в частное заведение? Елена посчитала, что их сыну нельзя расти изнеженным. Андрюша хоть и был мал, но прекрасно запомнил, как мама твердила:

– Если детей баловать, ничего хорошего из них не получится. Андрею скоро в школу идти, а он сам ботинки завязать не может, Катерина его одевает-умывает, игрушки за барчуком убирает. Мы что, растим наследного принца, за которым всю жизнь будут бегать лакеи? Нужно научить ребенка самостоятельности, иначе мы наплачемся, когда он в школу пойдет. И Андрей бука! Все время хмурится, дуется, обижается…

Но детский сад не сделал Андрюшу ни веселым, ни активным и не научил его общаться со сверстниками. Мальчик лишь стал ненавидеть общественные учреждения.

В первом классе, как и предрекала мама, стартовали проблемы. В принципе, они были те же самые, что и в садике, – с Андреем никто не дружил, над ним смеялись, давали ему разные обидные прозвища, а иногда даже поколачивали. Не нравился ученик Малинин и педагогам, потому что неважно успевал, мямлил у доски, смотрел исподлобья.

Кроме того, Андрюша постоянно обижался на мать за то, что уделяла ему мало внимания. Нет, Елену ни в коем случае нельзя было назвать жестокой, она прекрасно обращалась с ребенком, покупала ему игрушки, книги, хорошую одежду, нанимала репетиторов. Но Андрей не припомнит момента, когда они с мамой разговаривали по душам. Она не читала ему на ночь книги, не пела песенок, не кидалась его целовать-обнимать, не злилась, не ругала, не повышала голоса.

Став чуть постарше, Андрей стал дерзить матери, спорить с ней по любому поводу. Ему очень хотелось, чтобы она вышла из себя, но ему так и не удалось пробить броню ее самообладания. На все грубости сына Елена Сергеевна отвечала ровным тоном:

– Дорогой, сейчас ты демонстрируешь немужское поведение. Я разочарована.

В конце концов Андрей решил, что его мама – робот-воспитатель, и слегка утешился. Ну, значит, она такая, не могут же все быть похожими на мать его одноклассника Вани Рябова. Та могла надавать сыну зуботычин прямо в школе, наорать за полученную двойку, а потом броситься целовать Ваньку и причитать:

– Ванюша, я тебя больше всех на свете люблю! Ты самый лучший!

Вполне вероятно, что Рябов был не в восторге от истерических выходок мамаши, может, даже завидовал тому, как сдержанная Малинина обращается с Андреем. Рябова же казалась Андрюше живой и честной, а собственная мать – каменной статуей, не способной на настоящие чувства.

Потом в семье появилась Ася, и с Еленой произошла потрясающая метаморфоза. С маленькой дочкой мама вела себя совсем иначе, Асенька полной ложкой получала от нее нежность и ласку. С дочкой Малинина носилась как с писаной торбой, без конца целовала, тормошила ее, укладывала спать в свою кровать, прощала малышке любые шалости, умилялась ее смешным словечкам, в глаза и за глаза нахваливала ее, тащила в дом охапками игрушки, исполняла любые желания крошки.

Естественно, Андрюше было обидно. И один раз он пришел вечером в мамину спальню и залез к ней на кровать, где уже лежала Ася.

– Что случилось? – спросила Елена.

– Я просто так, – ответил мальчик. И прибавил: – Мне одному страшно.

– Дети не спят вместе с родителями, – сказала мать. – Оставь гореть ночник, открой дверь в коридор и не смотри перед сном ужастики.

Андрюша показал пальцем на смеющуюся Асю.

– Ей можно, а мне нельзя?

– Асенька маленькая девочка, а ты взрослый мальчик, будущий мужчина, – пояснила Елена. – Между вами большая разница. Иди к себе. Спокойной ночи.

Андрюша ушел в твердой уверенности, что мама его совсем не любит, зато обожает Аську. Этот урок он крепко запомнил и больше не пытался приласкаться к матери. А потом все резко изменилось.

После гибели Аси Елена угодила в больницу, кое-как выкарабкалась и окружила сына трепетной заботой. Отныне Андрей не должен был без нее и шагу ступить. Она провожала его в школу и привозила домой, сопровождала на дополнительные занятия, запрещала есть разные вкусности, потому что они вредны для здоровья, и каждый месяц таскала сына на профилактический осмотр к врачам, тщательно следила, во что он одет, как делает уроки, что смотрит по телевизору. От Елены было невозможно скрыться-спрятаться! Каждый вечер она садилась на край кровати Андрея и требовала:

– Расскажи, как у тебя прошел день.

И он, чувствуя себя полным идиотом (а то мать не знает, чем он занимался, она же с ним повсюду таскалась!), заводил рассказ. Андрюша быстро понял, что спокойная и равнодушная родительница намного лучше припадочно-заботливой. Потеряв дочь, Елена спонтанно превратилась в любящую маму, о которой Андрейка мечтал с малолетства. Но вот что странно, вместо счастья он испытывал раздражение. Если раньше жизнь его наполняла печаль, то теперь ее сменила злость. А еще паренька не покидало ощущение, что из него пытаются сделать некий заменитель погибшей сестры. Останься Ася в живых, Елена бы по-прежнему вела себя по отношению к сыну как робот.

Андрею не хватало прежней свободы. Раньше, до пожара, он мог спокойно один гулять по деревне, где жила семья, заходить в местный магазин, покупать там жвачку, конфеты, пытаться вытащить при помощи цеплялки плюшевую игрушку из автомата. Но после трагедии Малинины переехали в тщательно охраняемый поселок, и Андрюше строго-настрого запретили даже выглядывать за ворота участка. Он ощущал себя куском сыра, который положили под стеклянный колпак. Его все рассматривают, оценивают, иногда достают, но сам продукт лишен возможности покинуть свою комфортабельную тюрьму, остается лишь ждать, пока его слопают без остатка.