Похождения соломенной вдовы - Галина Куликова

— Сегодня ночью Валдаев отправляется в Питер. Подождем,пока он вернется. В конце концов, он именно из тех людей, которые, открывдетективное агентство, объявляют во всеуслышание, что хотят и умеют распутыватьзагадки.

— Ночевать тебе, наверное, лучше у меня, —задумчиво сказала Катерина.

— Ну уж нет! Дудки! Это получается сказка про заюшкинуизбушку. Никуда я из своего дома не уйду.

— Неужели ты не боишься этого типа?!

И я поняла, что «этого типа» я почему-то в самом деле неочень-то и боюсь. Дело было даже не в том, что он до сих пор не причинил мненикакого вреда. Просто я вспомнила его глаза и то, как он все время смотрит наменя, как улыбается, когда у него хорошее настроение…

Наверное, из-за того, что я здорово перенервничала сегодня,голова у меня разболелась нещадно. Сначала появилась тупая боль в затылке,потом застучало в висках. Я стала массировать их пальцами. Катеринасочувственно спросила:

— Что, у тебя тоже голова болит? Наверное, это оттого,что здесь странно пахнет. Не то какой-то мазью, не то бензином.

— Не пахнет здесь бензином, — Внезапно сказалшофер веселым голосом. — Это у вас от чеснока в головешках помутилось.

— От чеснока? — удивленно переспросилаКатерина. — Что-то я не поняла.

— Здесь у меня под ногами чеснок, — пояснилая. — Килограмма два.

— Вот от него у вас головы едва и не лопаются, —продолжал стоять на своем шофер. И неожиданно добавил:

— Ведь вы, девки, ведьмы.

Катерина, подскочив, снова развернулась ко мне лицом,сделала страшные глаза и дернула уголком рта. Шофер подтолкнул ее локтем и,когда она повернулась к нему, лукаво подмигнул:

— Я еще на дороге понял, что вас надо зачистить.

— В каком смысле? — Катерина даже рот открыла,опешив от такого заявления.

— У меня по всей машине чеснок разложен, — пояснилшофер, поводя короткими мохнатыми бровями, которые росли над круглымижизнерадостными глазками. — Специально пассажиров проверять. А еще естьведьмин корень. Во!

Он достал откуда-то из-под себя пол-литровую бутылку, вкоторую был налит розовый раствор неизвестного происхождения. В нем плавалаводоросль под названием стрельчатый эхинодорус, который скрашиваетсуществование рыбок в аквариумах. В детстве у нас с Катериной жили гуппи имеченосцы, поэтому мы хорошо разбирались в аквариумных растениях. Даже если я иошиблась в названии, то, что плавало в бутылке, могло быть чем угодно, нотолько не ведьминым корнем. Впрочем, я вообще понятия не имела, что это такое —ведьмин корень.

Катерина, по всей видимости, тоже. По крайней мере, ее лицоговорило именно об этом. Обе мы были удивлены поведением шофера, но ни о какойсерьезной опасности с его стороны даже не помышляли. Тот между тем не желалуниматься.

— О! Видите? Ведьмин корень покраснел! —обрадованно сказал он. — Значит, в машине нечисто!

На вид шоферу было лет сорок пять. Вроде до маразма ещедалеко. Катерина сглотнула и спросила:

— И что?

— А ничего. Ща свезу вас в лес да вывалю в болото.

Вам там самое место.

Честно говоря, мы обе не воспринимали его болтовню всерьез.По крайней мере, до тех пор, пока шофер не начал действовать. Положив бутылкупод сиденье, он, продолжая одной рукой удерживать машину на дороге, другойдостал откуда-то баллончик и, ни слова не говоря, брызнул Катерине в лицо. Всепроизошло так быстро, что ни она, ни я не успели должным образом отреагировать.Катерина взвизгнула и, закрывшись двумя руками, медленно осела. Я успела тольковдохнуть и зажмуриться, когда шофер с помощью отвратительной жидкости решилотлакировать и мою внешность. Задержав дыхание, я надеялась спастись отдействия неведомого препарата, но мне это не удалось, потому что когда пришловремя сделать вдох, воздух оказался сладким на вкус. После чего реальность споразительной быстротой куда-то провалилась.

* * *

Очнулась я от холода среди сухих камышей и кочек.

Кругом была кромешная тьма. Пальто насквозь пропиталосьводой, из башмаков лилось через край. Пока я сообразила, что случилось, сердце моеедва не выскочило из груди.

— Катерина! — крикнула я нечеловеческимголосом. — Катерина!

Никто не отозвался. Испугавшись почти до обморока, я сталабегать по болоту и ломать камыш, словно взбесившийся комбайн на кукурузномполе. Проваливаясь по колено в ледяную воду, я шарила вокруг, вытянув впередруки, и до хрипоты звала сестру. Не знаю, сколько прошло времени, но онанаконец отозвалась. Мы с трудом отыскали друг друга в темноте, потом обнялись инемножко поплакали.

— Это ты накаркала, — сказала я, тыча в Катеринупальцем. — Сказала, что кругом полно психов. Вот их на тебя и потянуло.

— Спасибо, что он не сжег нас на костре, —ответила та и неожиданно хихикнула. — Или не сбросил в реку.

Тогда бы мы утонули — и дело с концом. Не хотелось бы именнотак закончить это приключение.

— А что, разве ведьмы живут в болотах? — задала ямучивший меня вопрос. — По-моему, в болотах живут кикиморы болотные. Ичеснока, если не ошибаюсь, боятся не ведьмы, а вампиры.

— Возможно, нам попался малограмотный псих.

Слово за слово, мы начали смеяться, потом истерическихохотать, складываясь в три погибели и икая.

— Все, пора выбираться, — я попыталасьотдышаться. — А то воспаление легких нам гарантировано. Не знаешь, сколькомы пролежали в воде, как два крокодила?

— Думаю, недолго. У меня юбка почти сухая. Мы просто неуспели пропитаться водой насквозь.

— Ты, может, и не успела. А я намокла. А страшно-токак! Мне и днем-то всегда в лесу страшно, а уж ночью и подавно.

— Боже мой, где мы, как ты думаешь? — Катеринасжала мою руку.

Мы были в лесу, это точно. Деревья вокруг стояли высокие,страшные, на небе было черно, а под ногами еще черней.

— Ой, огоньки! — внезапно воскликнулаКатерина. — Гляди, вон там!

— Наверное, деревня, — вслух подумала я и тутуслышала голоса. Голоса приближались Я радостно всплеснула руками, но Катеринашепотом цыкнула:

— Подожди радоваться! Сначала надо послушать.

Поймем, кто это, тогда и выйдем. А то знаешь, как бывает?Попадешь из огня да в полымя. Может, это какие-нибудь бандиты. Или алкоголики.Или браконьеры.

Голоса между тем приближались.

— Пойдем домой, а утром я вернусь, посмотрю, —сказал ленивый бас. Луч фонарика пробежал по сухостою.

— Ить, Митька, кричало оно. Страшно так, хрипло:

"Катери-и-на!