Эластичность - Леонард Млодинов

Мы беседуем с Нэнси Андреасен, брюнеткой с короткой стрижкой; ей скоро восемьдесят. Она врач, доктор наук, специалист по английскому языку. Не самое обычное сочетание навыков, какие встретишь в нейробиологии – да и где угодно еще в науке. Докторская диссертация сложилась первой и привела Нэнси на пост профессора литературы Возрождения в Университете Айовы. А затем однажды, пока Нэнси лежала в постели через неделю после трудной беременности и родов и витала в облаках, ее посетила судьбоносная мысль – внезапное осознание, что ей хочется революции.

Андреасен излагает все это мне, а я думаю о Мэри Шелли и о том, как ее посетил замысел истории о Франкенштейне. Разница только в том, что у Андреасен история, которую она замыслила, стала переделкой сюжета всей ее жизни. Во время того озарения «Принстонское университетское издательство» только-только приняло к публикации книгу Андреасен о поэте Джоне Донне – такое почти для любого профессора английского языка на заре карьеры стало бы великой победой. Но не для Андреасен[115]. «Я осознала, что хочу совершить нечто такое, что изменит жизни людей, а не просто написать книгу о Джоне Донне», – сказала она.

Найти нечто такое, что изменит жизни людей сильнее, чем книга о Джоне Донне, – задача не самая непосильная. Большинству из нас хватает и стакана шардоне. Однако Андреасен замахнулась на «нечто» очень дерзкое. Она решила поступить в медицинский вуз и изучать нейропсихиатрию – поле Бергера. Довольно радикальный шаг для человека со специальностью по английскому языку с очень небольшим объемом знаний по естественным наукам или математике. Карьеру предстояло строить с нуля. И заниматься этим во времена, когда перед женщинами было гораздо больше преград в профессии, чем сегодня.

На дворе конец 1960-х. Студентке Андреасен пришлось отказаться от престижной стипендии в Гарварде, потому что ее отец считал недопустимым, чтобы юная девушка болталась так далеко от родного дома. Как научный работник, желающий публиковаться в журналах, она усвоила, что к ней будут относиться серьезнее, если скрывать в статьях свой пол за инициалами. «Я была первой женщиной на университетском факультете английского языка, нанятой на постоянную профессорскую должность, а потому тщательно следила за тем, чтобы публиковаться под бесполым именем Н. Дж. К. Андреасен», – вспоминает она в статье, написанной для «Атлантика» много лет спустя[116]. Давление на женщин, желавших заниматься медициной, было не меньшим. В аспирантурах их было немного, и в медицинских вузах им не очень-то радовались. Но вот поди ж ты: теперь она, желая стать врачом, оказалась среди своих бывших студентов в почти исключительно мужских коллективах.

Вопреки всем этим препятствиям, Андреасен преуспела. К 1980-м она стала мировым специалистом по ПЭТ (позитронно-эмиссионной томографии) – это метод, в котором радиоактивное вещество доставляется в ту или иную часть тела (в исследованиях Андреасен его вводили в мозг), и тем самым получают изображение тканей. С точки зрения нейропсихиатрии и новой области исследований – нейробиологии, изображения, полученные методом ПЭТ, стали первым исполинским технологическим рывком после Бергерова ЭЭГ.

Технология сканирования ПЭТ в наши дни очень отличается от тогдашней. «Это все происходило до бума сканирования, произошедшего в 1990-е, – рассказывает мне Андреасен. – Тогда приходилось работать с радиохимиком, со специалистом-физиком и с врачом, нужно было хорошо разбираться в анатомии мозга и в статистике, а еще уметь сотрудничать с программистами. Не то, что сейчас, когда все уже собрано в программные пакеты, скачивай и пользуйся. Теперь и тебе статистика вот она, и анатомия мозга».

Упорный труд Андреасен принес плоды: ей удалось заново открыть любопытные рисунки электрической активности, производимой праздным мозгом, – той самой энергии, которую описал Бергер, а позднее возьмется изучать Рэйкл. И хотя Рэйкл предложит понятие пассивного режима, Андреасен называла такой режим работы мозга «покой» (REST). Эта аббревиатура на английском языке означает «случайное эпизодическое безмолвное мышление» и не лишено иронии[117], Андреасен вложила в него намек: это лишь кажется, что ум человека в покое, это на самом деле не так. Ум занят переработкой данных бессознательно, в особом режиме.

Чтобы понять, как Андреасен сделала это открытие, нужно немного знать о том, как делаются снимки мозга. Как и любые научные эксперименты, снимки мозга предполагают контрольное задание. Смысл его в том, чтобы исследователь мог вычесть деятельность, производимую в той или иной области мозга во время контрольной задачи, из данных, получаемых о состоянии той же области мозга при выполнении задачи экспериментальной.

Во многих экспериментах контрольная задача была проста: лежать неподвижно. Исследователи в таких случаях обычно говорили своим испытуемым что-нибудь вроде «опорожните свой ум». Им казалось, что в мозге, когда он входит в такое вот расслабленное состояние, не будет происходить почти ничего. «Это допущение не давало мне покоя, – говорит Андреасен. – Я сомневалась, что ум вообще хоть когда-нибудь бывает “опорожненным”». А потому она решила проанализировать саму деятельность покоящегося мозга, а не использовать ее как точку отсчета в других исследованиях.

Вот тут-то Андреасен и пришла к тому же пониманию, к какому и Бергер несколькими десятилетиями ранее. «В состоянии покоя деятельности было не просто немало – ее была уйма, и сосредоточивалась она в определенных структурах», – рассказывает Андреасен. Поразительное противоречие с общепринятыми взглядами – столь же поразительное, как и во времена Бергера. Но по-настоящему изумило Андреасен то, где эта деятельность сосредоточивалась. Она происходила в системе, состоящей из нескольких структур, о которых прежде думали как о мало связанных друг с дружкой, – теперь это все называется сетью пассивного режима работы мозга.

Что еще интереснее, по словам Андреасен, «это не просто галдеж – это была симфония. Деятельность в тамошних структурах менялась от секунды к секунде, как это всегда и происходит, однако разные области, причем не все из них соседние, срабатывали синхронно». Синхронное срабатывание трех очень разных областей подсказало Андреасен, что тут все неспроста.

Много всего написано о размерах человеческого мозга и особенно – о размерах его префронтальной коры. Но ученые в наши дни начинают подозревать, что это обманка, и для нашего разума и психики гораздо важнее степень связности.

Как я уже рассказал в Главе 4, мозг иерархичен, а в проекте «Коннектом человека», запущенном в 2009 году, сейчас создают карту нейронных связей между структурами на каждом следующем более масштабном уровне. Однако еще в 1995 году Андреасен знала, что многие функции мозга обслуживаются союзами структур, и роль любой структуры может меняться в зависимости от того, в каком союзе она задействована. То, что несколько различных областей срабатывали совместно, означало, что Андреасен обнаружила очередной такой союз.