Под алыми небесами - Марк Салливан

– Тысячу вам благословений, молодой человек, вы научили меня летать, – сказала она. – Я этого не забуду до смерти.

Пино улыбнулся, почувствовал, как увлажнились его глаза.

– И я тоже не забуду.

– Могу я что-нибудь для вас сделать? – спросила она.

Пино хотел было ответить «нет», но тут взгляд его остановился на ее скрипке.

– Сыграйте для нас перед нашим возвращением в Италию. Ваша музыка поднимет наш дух перед долгим восхождением, а потом спуском.

Это доставило ей удовольствие, и она посмотрела на Бергстрома.

– Это возможно?

– Здесь вас никто не остановит, – сказал он.

В заснеженном лесу высоко в Швейцарских Альпах синьора Наполитано открыла футляр и наканифолила смычок.

– Что бы вы хотели послушать?

Пино почему-то вспомнил августовскую ночь, когда он, его отец, Туллио и Белтрамини уехали за город, спасаясь от бомбардировок.

– «Nessun dorma», – сказал Пино. – «Никто не будет спать».

– Это я смогу сыграть и во сне, но для вас я сыграю con smania, – сказала она, и ее глаза увлажнились. – Идите. Старые друзья не прощаются.

Синьора Наполитано сыграла первые такты так, что Пино захотелось остаться и дослушать до конца. Но его и брата ждали долгие часы пути, и никто не знал, с чем им придется столкнуться.

Пино и Миммо закинули рюкзаки на плечи и двинулись назад. Синьору Наполитано и остальных они потеряли из виду почти сразу, но они слышали ее прекрасную игру, игру со страстью, и каждая нота доносилась до них сквозь разреженный, хрусткий альпийский воздух. Они вышли из леса, надели лыжи, когда она снова набрала темп торжествующей мелодии, и тут словно какая-то радиоволна задела сердце Пино, отдалась в его душе.

Он остановился у озера, чтобы дослушать далекое крещендо. Его глубоко тронула тишина, наступившая, когда музыка смолкла.

«Это прозвучало, как любовь, – подумал Пино. – Когда я влюблюсь, я, наверное, буду чувствовать что-то в этом роде».

Невероятно счастливый, с камусами на лыжах, под ярким зимним солнцем Пино двинулся вверх по склону следом за Миммо в направлении северного амфитеатра Гропперы.

26 апреля 1944 года

1

Пино разбудили какие-то тренькающие звуки. Почти два с половиной месяца прошло с тех пор, как он вывел синьору Наполитано и семью Д’Анджело в Швейцарию. Он сел, благодарный отцу Ре, который дал ему выспаться после очередного путешествия в Валь-ди-Леи. Затем встал и отметил про себя, что не испытывает никаких болей. Теперь мышцы у него не болели после путешествий. Он чувствовал себя хорошо, чувствовал в себе силу, какой не помнил прежде. Да и почему нет? Он совершил не меньше десятка переходов, после того как синьора Наполитано играла на скрипке для него и Миммо.

Он снова услышал позвякивание и выглянул в окно. Семь волов с колокольчиками на шеях толкались и бодались, пытаясь добраться до выложенных для них охапок сена.

Насмотревшись на волов, Пино оделся. Он входил в столовую, когда снаружи до него донеслись мужские голоса, крики, вопли, угрозы. Встревоженный брат Бормио вышел из кухни. Вместе они пошли к дверям «Каса Альпина». Они увидели отца Ре, который стоял близ маленького крылечка и спокойно смотрел на направленный на него ствол ружья.

Тито, на шее которого был теперь новый красный шарф, смотрел на священника в прорезь прицела. Те же самые три шавки, которые были с Тито на Новый год, стояли за его спиной.

– Я всю зиму говорил твоим парням, чтобы они перестали ходить через Эмет, если ты не будешь платить взнос на освобождение Италии, – произнес Тито. – Я пришел за деньгами.

– Угрожать священнику… – сказал отец Ре. – Ты далеко пошел, Тито.

Тот смерил отце Ре свирепым взглядом, щелкнул предохранителем и сказал:

– Это на помощь Сопротивлению.

– Я поддерживаю партизан, – сказал священник. – Девятнадцатую бригаду имени Гарибальди. И я знаю, что ты не из их числа. Нет среди вас партизан. И шарфы вы носите только потому, что это подходит для ваших целей.

– Дай мне то, что я хочу, старик, или, хочешь верь, хочешь нет, я сожгу твою школу, а потом убью тебя и всех твоих сволочных ублюдков.

Отец Ре помедлил.

– Я дам тебе деньги. И еду. Убери ружье.

Тито секунду-другую смотрел на священника, его правый глаз подергивался. Он облизнул уголок рта. Потом улыбнулся, опустил ружье и сказал:

– Делай, что я сказал, только не скупись, или я войду внутрь и посмотрю, что у тебя есть на самом деле.

– Жди здесь, – сказал отец Ре.

Священник повернулся, увидел Бормио и Пино за ним.

Войдя внутрь, священник сказал:

– Дайте им трехдневный рацион.

– Отец? – переспросил повар.

– Сделай это, брат, пожалуйста, – сказал отец Ре и пошел дальше в дом.

Брат Бормио неохотно развернулся и последовал за священником, оставив в дверях Пино. Тито увидел его, лукаво улыбнулся и сказал:

– Нет, вы посмотрите, кто у нас здесь. Мой старый приятель с новогодней гулянки. Чего ты там топчешься – выходи. Поздоровайся со мной и ребятами.

– Я, пожалуй, не стану этого делать, – сказал Пино, слыша злость в своем голосе, но не пытаясь ее скрыть.

– Пожалуй, не станешь? – сказал Тито и прицелился в него. – У тебя ведь нет выбора.

2

Пино окаменел. Он по-настоящему ненавидел этого типа. Сойдя с крыльца, он остановился перед Тито и с застывшим лицом уставился на него и его ружье.

– Я смотрю, ты все еще носишь ботинки, которые украл у меня, – сказал он. – Что ты хочешь на сей раз? Мое нижнее белье?

Тито облизнул уголок рта, посмотрел на ботинки и улыбнулся. Потом он сделал шаг вперед и, размахнувшись, ударил Пино прикладом в пах снизу вверх. Пино упал на землю, чуть не взвыв от боли.

– Ты спрашиваешь, что я хочу? – спросил Тито. – Как насчет хоть самой малости уважения к человеку, который пытается избавить Италию от нацистского дерьма?

Пино корчился в талом снегу, стараясь сдержать рвоту.

– Ну, говори, – сказал Тито, стоявший над ним.

– Что говорить? – выдавил Пино.

– Что ты уважаешь Тито. Что Тито – партизанский командир, который доставляет грузы через Шплюген. А ты, парень, подчиняешься Тито.

Невзирая на боль, Пино отрицательно покачал головой. Сквозь сжатые зубы он проговорил:

– Здесь только один главный человек. Отец Ре. И я подчиняюсь только ему и Господу.

Тито поднял ружье прикладом над головой Пино. Пино понял, что тот сейчас раскроит ему череп. Убрав руки от паха, он сжался и защитил ими голову от удара, который так и не последовал.