Банка для пауков - Виктор Галданов

— Я и дядя Дато, — сказал растерянно юноша. — Но вы же не будете подозревать нас?

— Нет, конечно, — согласился Тигран. — Но такую операцию невозможно было осуществить без прикрытия. Вот кто ее прикрывал, тот ее и сдал. И мы это выясним. Теперь насчет организации. Ты пойми, Тенгиз, лично против тебя никто и ничего не имеет. То прежде чем Вано стал паханом, он имел за плечами тюрягу и не одно КПЗ, он вволю похлебал баланды на лесоповале и лишился почти всех зубов после одного допроса. Он с ребятами ходил под пули и имел несколько дырок в шкуре. Поэтому Вано его ребята просто должны были слушаться. Тебе же они ничего не должны. Ты не потратил годы на завоевание этого города. Ты также не имел за плечами таких дел, которые заставили бы их почувствовать твой авторитет. И ты ничем не убедишь их в том, что ты — хороший. Матах, твой отец сказал бы тебе то же самое, что и я, он просто не успел этого сделать. «Не пытайся схватить чемодан, сказал бы он, если не уверен, что сможешь его дотащить». Для твоей собственной пользы, поверь мне, ты еще не в состоянии, взять на себя руководство всеми нами.

Тенгиз попытался ответить, но его дядя удержал его.

— И теперь ты возьмешь это на себя? И будешь руководить нами прямо из Бутырки? — произнес он, с ненавистью глядя на Мурадика.

Тот лишь развел руками.

— Как видишь, у меня получается тут даже сходки устраивать. Но я никогда не рвался на первые места, и сейчас не рвусь. Слава Богу, под подушкой у меня спрятано немножко деньжат, а Рантик? Мне их на остаток жизни хватит. Но я думаю обо всех вас. О том, что завтра один скажет: «этот район мой и сюда чтоб никто не заходил». Другой скажет, «эти лотки мои», или «этот рынок мой». А в чужих руках, как известно, и х… толще кажется. Один себе прихватит чужой рынок, другой — наедет на чужой банк. Это что получится? Получится базар. Получится война. Это мы уже проходили. Кому охота брюхаво под пчел подставлять? Поэтому все оставляем как есть. Никого друг другу навязывать в начальники не будем. Сколько раньше в общак сдавали, столько и будут сдавать. Каждый молодой подчиняется своему старшему, а старший — сходке. Рантик, контролировать финансовые поступления и особенно отчисления будешь ты. Поскольку мы не должны терять тех, кого прикормил Вано.

Он помолчал секунду, а потом посмотрел на Тенгиза.

— Как ты это воспримешь, мальчик мой? Никто над тобой командовать не собирается. Я не буду влезать в действия твоих бригад: работай и дальше, зарабатывай себе авторитет. Я хочу сказать, что он у тебя и так есть, но пусть его будет побольше. В конце концов, куда нам торопиться? И что нам делить? Все и так уже давно поделено, пусть только кто попробует против нас залупнуться. Наши действия будут независимыми, но ты и твои люди будут входить в бригаду Мурада и в мою. Пройдет два-три месяца, ты покажешь себя настоящим руководителем, я уже немолод и за место держаться не буду.

Тенгиз задумался. Было видно, что предварительно Мошэ не говорил с ним, сработал на чистой импровизации. И наконец он кивнул.

— Я согласен.

Но Булгахтер-Рантик был недоволен.

— Я не согласен, — заявил он. — Пока вы там трескаете шашлыки и катаетесь с шалавами, наш Мурадик здесь баланду хлебает.

Фраэрман с интересом посмотрел на него.

— Во-первых, это касается Тиграна и он сам может сказать за себя.

— Он не станет позориться перед ребятами. Да, я выступаю за него. И я хочу для него большей доли. Вдвое большей! И объяснить тебе почему, Мося? Да потому что ни к кому иному все эти люди в тюрьму бы не пришли! И ни от кого иного они бы указаний не слушали.

Моисей обвел присутствующих внимательным взглядом, развел руками и улыбнулся.

— Азохэн-вэй, рази ж ми против? — деланно по-жидовски прокартавил он. — Давайте пустим шапку по кругу, проголосуем, вот у меня спички; один человек одна спичка. Если «за» то, чтоб Мурадик получал вдвое больше прежнего, пусть спичка останется целая, если нет — то пусть поломают.

После этого Тигран Мурадян понял, что он теперь не только вдвое большей доли, но и рубля сверху не поимеет. Предварительно с большинством присутствующих было оговорено, что после того, как ему присудят получать вдвое больше, то и он для них потребует увеличить долю. А люди не забывают тех, благодаря кому повысили доходы хоть и не вдвое, а в полтора раза больше прежнего. И тогда игра и общая расстановка сил резко бы повернулась в его, Тиграна, сторону. Теперь же чертов Мошэ все повернул так, что вся сходка стала настроена против него. После этого Тигран даже не допустил голосования, наорал на Рантика и объявил сходку закрытой.

Расходились тихо и быстро, шли разными путями, провожаемые безучастными провожатыми из числа зеков. Беспроволочный зековский телеграф отреагировал на известие об окончании сходки лязганьем железных дверей и чьим-то долгим воем. Жизнь в тюрьме возвращалась к своему обычному, веками заведенному распорядку. И только слухи об удивительной воровской сходке, проведенной в крупнейшей европейской тюрьме под самым носом у властей, мигом попали в крупнейшие западные газеты и еще долго продолжали нервировать милицейское начальство и заставляли их выступать с кучей опровержений и заявлений. Объективно же эта сходка явилась еще более убедительной демонстрацией силы и сплоченности преступного мира в противовес слабости коррумпированных государственных и правоохранительных органов.

Как сказал один из влиятельных членов МВФ на встрече в Давосе, происшедшей спустя пару недель после памятной сходки: «Мы даем кредиты русскому правительству, и они моментально переводятся назад за рубеж. Может быть, нам стоит дать денег русской мафии, и она сумеет ими лучше распорядиться?»

Нелли Сулаквелидзе, жена Тамаза, встретила Валико неприветливо. Троих детей (младшего мальчика и двоих девочек восьми и шести лет) она уже уложила и теперь штопала белье. В свои тридцать пять лет она выглядела на все пятьдесят и не снимала старенького застиранного салатового цвета платьица с лиловыми цветами.

— Тамаз не с тобой был? — ворчливо спросила она.

Валико покачал головой.

— Он не звонил? — спросил он.

— Разве он домой звонит? — вопросом ответила женщина. — Ведь ему наплевать, есть у него этот дом, нету, живы мы все или сгорели…

«Ну вот, опять завелась, — подумал он, проходя мимо нее на кухню. — Хоть бы ночами не ворчала».

У Тамаза была большая трехкомнатная квартира с кухней размером с комнату, где на топчанчике ночевал Валико, и обширным коридором, где детишки его катались на велосипеде. В ее приобретение он вложил столько средств, что на ремонт и обстановку уже не осталось. Поэтому ему пришлось выклянчивать по друзьям-знакомым старую мебель, благо транспорт был свой. Даже телевизор в квартире был допотопный «рекорд» с подсевшей трубкой, который его хозяин выменял на пару тормозных колодок.

Когда Валико лег на свой топчанчик, погасил свет и при свете ночника развернул газету, чтобы поглядеть перед сном объявления, на кухню вошла Нелли и спросила: