Искусство умирать - Сергей Герасимов

– Тогда разгони их!

Зонтик ударил воздушной волной и обе каменных фигуры рассыпались в каменный прах. Девочка больше не тянет руки к мальчику, даже к воображаемому. Зеркала на стенах облетели, как осенние листья. Дверь хлопнула и провалилась. Из двери вышла Кристи. Она выронила из рук дубинку и прижала ладони к ушам.

– Ее могло контузить, – сказал Гессе.

Они подобрали Кристи и рванули к выходу. Они крушили стены попадавшиеся на пути и Зонтик все время трясло. Кристи тихо стонала, держась за голову.

Выскочив из подземелья они разогнались еще сильнее – так, что едва могли дышать, преодолевая ускорение, взлетели и увидели Хлопушку. Снизу мелькнул первый Зонтик, он перевернулся на спину и точно выстрелил несколько раз. Машину тряхнуло, но не слишком. Это все же не подземный бой.

Фил увидел Зонтик, взлетающий в небо по параболе. Еще один пролетел снизу, перевернулся и выстрелил. Потом пошел на таран.

– Вот это да, – подумал Фил, – сейчас Коре их разбомбит. Ему только нужно пойти на таран. Ни один живой человек внутри Зонтика не выдержит таранного удара. А вот с машиной ничего не случится.

Второй Зонтик ловко увернулся.

Фил сел на траву и принялся смотреть. Это мог сделать только Рустик, уйти таким фокусом. Похоже, что его в воздухе не поймаешь.

Два Зонтика кружились, взлетали, опускались, летали вверх животами и задом наперед, как на показательных выступлениях, изредка постреливали, но бестолку.

Первый был быстрее, зато второй искуснее. Пожалуй, у второго даже преимущество.

Эта имитация воздушного боя продолжалась минут двадцать, потом Коре отвернул и полетел в сторону полей. Рустик медленно приземлился и пошел к Хлопушке, наверное. Фил уже не мог его видеть.

Вечером Кристи стало лучше. Она объелась и начала неудержимо болтать, что естественно для женщины, пережившей столько приключений и не имевшей возможности поделиться впечатлениями. Джулия даже начала кривить носик – с женщинами всегда что-то не так. А между тем положение становилось все серьезнее. Уже был слышен гул – это крейсер прогревал двигатели, готовясь к полету на Землю. Сегодня или завтра он взлетит. Удасться ли его остановить – очень проблематично. Природа вируса совершенно неясна, хотя и есть предположения. Неизвестно даже кто болен.

Возможно, больны все. Люди начинают сражаться друг с другом – это именно то, что произошло на Швассмана. Невозможно отключить приемники информации, а как раз они могут быть источниками заразы. Это то же самое, что целовать больного проказой. Говорят, что святые так делали. Но святых здесь нет. Зато кое-что уже известно: люди все же превращаются в кузнечиков и, возможно, в механизмы.

Кроме кузнечиков и механизмов есть невидимки, которые считают себя мертвыми (нужно было взять с собой пленного, поздно вспомнили). Невидимки, кузнечики, механизмы и крейсер – всего четыре проблемы. Придется начать с крейсера, слишком уж гудят его двигатели.

– О чем вы задумались? – спросила Евгения.

– Слишком гудят двигатели, – ответил Орвелл, – придется начинать с крейсера.

Вначале Фил подумал, что это Хлопушка. Он почувствовал дрожание почвы и проснулся. Да, в первый момент он так и подумал. Даже вскочил и побежал в сторону опушки. Но остановился на полпути. Это были чужие двигаетли, гораздо мощнее – звук был глуше, ниже и доносился издалека.

Он вышел на опушку леса, прошел немного по дороге к следующему холму (здесь когда-то была обсерватория, наверное, в самом начале освоения Бэты, а теперь остались лишь руины) и увидел крейсер. Крейсер стоял, нацеленный в небо, уже окутанный снизу, до половины, клубами дыма. Солнце еще не совсем село и, там где дым поднимался выше, он казался белым и плотным как сливки или как облако жарким летним днем. Гордая игла на верхушке крейсера сияла. Механизмы, эти живые паучки, уже отползли от стартовой площадки и теперь занимались своими собственными делами. Еще несколько часов и Крейсер взлетит.

Он побежал вниз по дороге. Дорога хорошо сохнанилась, видно, здесь раньше много ездили – к морю и от моря. По прямой до крейсера было километров десять, но дорога петляла, спускаясь с горы, и путь удлинялся вдвое. Он решил бежать по прямой. Он не знал, что будет делать, но ведь что-то сделать нужно. Проследив путь глазами, он заметил впереди небольшую рощицу, расположившуюся на склоне.

Через двадцать минут я буду там, – решил он, – потом еще два раза по двадцать, потом берег и там совсем близко.

Он бежал по направлению к деревьям. Несколько раз он споткнулся и упал, и расцарапал щеку. Вокруг стрекотали кузнечики, некоторые пытались сесть на одежду. Он стряхивал их, досадуя что, тратит секунды на бесполезное.

Почва была неровной, складчатой, приходилось спускаться в овраги и снова подниматься. Что это?

Он заметил два небольших одноместных вездехода, стоявших друг напротив друга – так, будто разговаривали двое старых друзей. Если бы только полные баки!

Он побежал в сторону вездеходов, но один из них развернул башенку и выстрелил.

Мир взорвался как кровавый пузырь. Вездеход выстрелил еще раз, на всякий случай – так, чтобы от тела не осталоссь даже клочков, отвернулся и продолжал прерванный разговор. Разговор был о погоде и об общих друзьях, одного из которых недавно убили эти ужасные люди. Что может быть хуже людей? – передал первый вездеход. Второй с ним согласился.

Небо темнело, тени скал стали сочными и густыми. Дым поднимался все выше.

Внезапно гудение почти стихло и перешло в тонкий, почти комариный писк. Под кормой крейсера вспыхнула белая звезда; он нехотя сдвинулся и прыгнул в синюю пропасть. Белая звезда растаяла в небе. Крейсер начал свой смертоносный путь к Земле.

Белая звезда погасла в небе, сверкнув напоследок восемью ослепительными лучами. Евгения вышла во двор. Собственно, двора больше не было, – Хлопушка сняла экран, готовясь к полету. Как вдруг стало тихо, – подумала она, – как вдруг. Как вдруг стала слышна тишина… Тишина была как маленькая зеленая полянка среди зимы (она вдруг представила зиму, но не земную зиму, а ту, что наступит здесь, и несколько мгновений это представление было ярче чем реальность.) Полянка среди зимы. Ощущение мягкости и тепла, и тепло не смешивается с изрядно надоевшей жарой, оно приятно. Но тишина длится лишь несколько секунд, вдалеке слышен нарастающий и приближающийся звук мотора; звук воспринимается почти как боль – и тишина кричит, умирая. Есть жажда тишины, обязательно есть, – вдруг и невпопад подумала Евгения. – Жажда. Иногда у тебя отбирают стакан, как только ты соберешься сделать второй глоток. Вот они.

На дороге показались два вездеходика. Они остановились в отдалении, чувствуя, что Хлопушка может быть опасной.