Другая женщина - Евгения Перова

– Не знаю, брат.

– Спасибо! Я очень тебе благодарен! Слушай, может, тебе помочь чем? Денег не надо? На лекарства?

– Деньги у меня есть. Жизни нет. Ладно, иди на хрен! А то от твоего сочувствия я сейчас опять зареву, как гребаная корова! Дверь захлопни за собой! Давай, вали.

Митя оставил Алику свою визитку – мало ли, вдруг что понадобится! И ушел, думая, как же ему разыскать канувшую в неизвестность бедную Лёку… Пришлось второй раз разговаривать с лучшей подругой, которую звали, как все-таки вспомнил Митя, Лидой, а никакой не Дашей. Он вытряс из нее имя и фамилию Калиного мужа, выяснил, что живут они в Тель-Авиве, а имя мамы он и сам прекрасно знал: Вероника Сергеевна! И что это на него нашло?!

Митя широко раскинул сеть, чтобы найти в Тель-Авиве хирурга Романа Шагаловича: бросил клич в своем Живом Журнале, подключил литературных друзей и даже обратился с просьбой к одному полковнику ФСБ – у Мити и там были связи. И каждый день писал письма Лёке. И она каждый раз не отвечала.

С женой он так и не поговорил – Томка вернулась из Питера какая-то странная. Митя решил отложить все разговоры: главное – найти Лёку! И вот, когда он вышел на финишную прямую и собирался утром с работы звонить по раздобытому ценой неимоверных усилий телефону, ему на мобильник позвонила Каля! Он выскочил из-за стола, где они с детьми ужинали – Томка задерживалась. Митя выбежал во двор: они с Калей кричали друг другу одновременно:

– Как Лёка?! – Все хорошо! – Она жива?! – С ней все в порядке!

Наконец Митя догадался замолчать – с безумно колотящимся сердцем он слушал, как Каля рассказывает про Лёку: сделали операцию, удалили одну грудь, теперь у нее химиотерапия… И депрессия.

– Я понятия не имела, что она затеяла! Даже не подозревала, что ты не в курсе! Не волнуйся, она поправится! Метастаз нет, все чисто!

– Я приеду! У меня билеты уже заказаны! Когда заканчивается курс?

Оказалось, еще пара дней, а потом надо будет повторить через какое-то время. Митя выдохнул и сел на качели на детской площадке. Он был весь мокрый от пота. Каля успела рассказать, что Лёка как-то невразумительно отвечала на ее вопросы про Митю, и только когда Лёка осознала, что выздоровеет и захотела получить вид на жительство, Каля поняла: дело не чисто. Его мобильник она раздобыла в издательстве – Митя даже боялся представить, что Каля там наговорила, раз они дали номер!

Все, время вышло. Тянуть больше невозможно – пора поговорить с Томкой! У него заныло сердце: конечно, он собирается поступить как последняя сволочь… Собирается! Последние девять лет так поступал! Митя вздохнул: Катя, Антошка! Черт побери! Но Томки все не было и не было, и Митя начал волноваться: ему было совсем не до того, чтобы особенно присматриваться к жене, но даже он заметил, какая она странная в последние дни. И он пошел к дочери:

– Катюш, ты не знаешь, что происходит с мамой? Она здорова? А то она что-то очень мрачная. И, по-моему, опять курит.

Катя повернулась к отцу и вздохнула:

– Да здорова она! Тут такое дело… Ты только не волнуйся! Понимаешь, когда мы были в Питере… В общем, в Царском Селе мы познакомились с одной женщиной, Людмилой. У нее дочка Настя, и фамилия – Артемьева. И мама, мне кажется, решила, что это твоя дочь!

– Что?! Да с какой стати она так решила?! – Этого Митя никак не ожидал. Он и не предполагал, что это не последний сюрприз сегодняшнего вечера.

– Настя даже похожа немного на тебя.

– Это просто бред какой-то!

– Папа, только ты не думай, я тебя не осуждаю совсем! Я на твоей стороне, правда!

– Кать, ты сама не знаешь, о чем говоришь!

Они услышали, что хлопнула входная дверь, и Димка отправился к жене – в полном недоумении. Тамара коротко взглянула на него и отвернулась.

– Том! Послушай…

Но продолжить не успел – Томка быстро произнесла:

– Я тебе изменила.

– Что?! Что ты сказала?! – И Димка расхохотался, просто не смог удержаться! Да что ж это такое?! Тамара посмотрела на него с бешенством и изо всех сил ударила по щеке. Он тут же замолчал, обнял ее, крепко прижал, чтобы не вырывалась, и зашептал в ухо:

– Прости меня! Прости, пожалуйста! Я просто от неожиданности! Прости! Я думал, ты скажешь совсем другое!

– Ну, всё. Пусти.

– Том, я знаю про вашу встречу в Царском Селе. Катя рассказала. Ты поэтому? Мне в отместку, да?

– Не знаю. Мне было так плохо… Как ты мог?! Столько лет лгал!

– Да я особенно и не лгал. Просто не говорил всей правды.

– Вел двойную жизнь!

– Да. Как-то так. Давно ты… ну… сделала это?

– Неделю назад.

– И как?

– Что – как?! Тебя интересуют подробности?! Прекрасно! Просто великолепно! Так, как с тобой не было ни разу! Доволен?!

Неделю назад она опять задержалась на работе, где ей совершенно нечего было делать. Просто не хотелось идти домой. Томка то рассеянно перебирала бумаги, то просто смотрела в окно, где, как нарочно, шел дождь. Наконец, дождавшись просвета, она решительно вышла на улицу. До дома – пятнадцать минут пешком, и впервые в жизни она пожалела, что живет так близко от работы. Поэтому пошла в обход. На детской площадке около новых высоток Тамара присела на влажную скамейку и закурила. Курить она начала, когда Димка был в армии, какое-то время они дымили вместе, но, как только она забеременела, муж бросил раз и навсегда. А она так и не смогла избавиться от этой привычки – когда нервничала, так и тянуло к сигаретам, хотя и Димка, и Катя на нее ворчали.

– Тамара Алексеевна! Что вы здесь делаете?! – Томка подняла голову: на нее с удивлением смотрел Майкл. – Вы же промокнете!

Оказывается, опять пошел дождь, а она и не заметила. И сигарета давно потухла… Тамара, моргая, глядела на Майкла несчастными глазами. Он нахмурился и решительно взял ее за руку, помогая подняться:

– Что-то случилось?

Томка поняла, что сейчас заплачет.

– Так, понятно. Пошли!

Он привел ее к себе в квартиру в одной из высоток, снял плащ и дал шерстяные носки. Томка очнулась, сидя на чужой кухне в чужих носках с чужой чашкой в руках. Чашка была горячая – она отхлебнула: там оказался сладкий чай с лимоном.

– Ну вот, уже лучше, – сказал Майкл, внимательно на нее глядя, и Томку опять пронзило ощущение его никак не уловимого сходства с Димкой.

– Почему ты сделал такую татуировку? – вдруг спросила она.

– Какую? А, иероглиф?

– Да. Почему именно этот? Любовь?

– Потому что это важно – любовь.

– И что, без нее никак нельзя?

– Можно, наверно. Живут же люди как-то…

– Как-то! Именно. Спасибо тебе! Мне… мне надо идти… наверно…