Во имя любви. Жертвоприношение - Мануэль Карлос

– Сейчас я отнесу тебя в дом. Потерпи немножко, родная.

Спустя несколько минут Эдуарда, лежа в постели, извинялась перед Миленой, Леонарду и Лаурой:

– Простите, я вас напугала. Мне раньше никогда не приходилось летать на вертолете… Оказывается, это ужасно. Меня укачало… – Вспомнив о перелете, она тотчас же почувствовала, как тошнота снова подступила к горлу. – Ой, мне опять плохо!

– Ты не разговаривай сейчас. Полежи спокойно и постарайся уснуть, – посоветовала Милена. – Марселу будет рядом с тобой.

Вскоре Эдуарда уснула и проспала до утра. Милена и Леонарду тоже довольно рано отправились на покой.

Не спалось только Марселу и Лауре.

Он поначалу опасался, что Эдуарде вновь может стать плохо и она проснется. А потом беспокоился оттого, что она спит слишком долго.

– Боюсь, это ненормально, – делился он своими тревогами с Лаурой, которая не отступала от него ни на шаг. – Может, ее надо разбудить? Хорошо бы померить ей давление, сосчитать пульс. Пожалуй, я вызову доктора: мне кажется, она едва дышит.

– Да перестань ты убиваться, – отвечала ему Лаура. – Нормальное у Эдуарды дыхание. Ровное, спокойное. И будить ее не надо. Сон, как известно, лучшее лекарство.

– Ты думаешь?..

– Я уверена! Давай я тебя покормлю. Ты же не ел ничего.

– Мне не хочется.

– Пойдем-пойдем!

Марселу нехотя последовал за ней, оставив дверь в комнате Эдуарды приоткрытой.

Лаура заботливо накрыла стол на террасе, не забыв погасить верхний свет и зажечь свечи. Марселу она усадила таким образом, чтобы он мог видеть звездное небо и вдыхать пряный аромат ночных цветов, доносившийся из сада.

Затем, когда Марселу немного успокоился, Лаура осторожно, исподволь пустилась в дорогие для нее воспоминания:

– Как странно… Сколько ночей мы провели здесь с тобой! И точно так же ужинали на террасе. И небо было таким же звездным. А теперь все по-другому… Хотя нам и сейчас неплохо, правда? Ты чувствуешь, как волнующе пахнут цветы?

– Да-да, – рассеянно отвечал Марселу, все больше расслабляясь и погружаясь не то в сон, не то в смутные, но приятные воспоминания.

Утро для Марселу началось с тревожного вскрика Эдуарды:

– Кровь! У меня кровотечение, Марселу!

– Надо срочно обратиться к врачу. Сейчас я вызову вертолет, и мы полетим обратно в Рио.

– Нет, только не это! Прошу тебя! – взмолилась Эдуарда. – Я не выдержу еще одного перелета.

– Но ехать на машине еще тяжелее, потому что значительно дольше.

– Крови не так много. Может, я полежу спокойно, и все пройдет?

– А если не пройдет? Давай я вызову доктора сюда.

– Нет, не стоит. Я думаю, надо подождать. На том и порешили.

К полудню Эдуарда почувствовала себя гораздо лучше и даже вышла в сад подышать свежим воздухом.

Воспользовавшись случаем, Милена спросила у нее о Нанду – не видела ли та его случайно на аэродроме?

– Нанду? А кто это? – изобразила удивление Эдуарда.

– Брат твоей сестренки Сандры! Я просила, чтобы он вас сюда привез. Не знаешь, почему его заменили другим пилотом?

– Нет, – ответила Эдуарда. – Прости, мне что-то стало холодно. Я пойду в дом.

– Тебе опять стало хуже? – испугался Марселу.

– Нет, просто немного озябла.

В этот момент позвонила Бранка и сразу же уловила тревогу в голосе сына.

– Ты чем-то обеспокоен? Плохо себя чувствуешь? – посыпались на него вопросы.

– Нет, у нас все в порядке, – заверил ее Марселу. Бранку, однако, это не убедило.

– Марселу чем-то расстроен, – сообщила она мужу. – Наверное, Эдуарда опять капризничает. А там еще и Лаура вертится…

– Марселу она не интересует, – вяло произнес Арналду, не разделявший беспокойства жены.

– Ты не знаешь, на что способна влюбленная женщина! – возразила Бранка. – Любовь делает ее изощренной – и на кухне, и в постели. А такие шустрые девицы, как Лаура, вообще могут придумать что угодно, лишь бы удержать возле себя мужчину.

– Ничего, родится ребенок, и все образуется. Лаура сама отстанет от Марселу.

– Дай-то Бог, чтобы он родился. Будем на это надеяться, – согласилась с мужем Бранка.

Между тем Эдуарда почувствовала резкую боль внизу живота, кровотечение возобновилось, и Марселу связался по телефону с Сезаром. Тот посоветовал срочно доставить Эдуарду в клинику.

– Не полечу на вертолете! – запротестовала Эдуарда. – В нем я точно потеряю ребенка!

– Я потребую, чтобы прислали Фернанду, – сказала Милена. – Он так виртуозно управляет вертолетом, что ты не почувствуешь никаких воздушных ям.

Когда Фернанду приземлился в Ангре, Милена сразу же спросила, почему он не прилетел сюда вчера.

– Так Эдуарда же настояла, чтобы ей дали другого пилота.

– Неужели? – изумилась Милена. – Значит, она не всегда бывает искренней… Но сейчас тебе придется везти ее в больницу – у нее открылось кровотечение.

– Конечно, отвезу, – грустно улыбнулся Фернанду. – Если бы она вчера полетела со мной, то, может, этого бы и не случилось.

Готовясь к предстоящей выставке, Марсия, Флавия и Анинья работали в мастерской без выходных. Разумеется, им очень недоставало Элены, однако они не сетовали на подругу, проводившую свой медовый месяц в Буэнос-Айресе.

– Пусть наслаждается женским счастьем за всех нас, – изрекла по этому поводу Флавия. – А мы постараемся получить максимум удовольствия от творчества.

– Ты-то, может, и получишь, а я – нет, – сказала Марсия. – Присутствие Боба меня сковывает и раздражает. Не могу нормально работать, когда за мной подсматривают.

Бобом звали фотографа, который делал снимки для рекламного каталога к выставке. Из лучших побуждений он решил снимать Марсию во время работы, когда лицо ее озарено вдохновением, и в поисках нужного кадра находился рядом с ней часами.

– Ничего, он парень тихий, неболтливый. Скоро ты к нему привыкнешь и совсем перестанешь его замечать, – утешила подругу Флавия.

– Нет, к этому невозможно привыкнуть! Только я поймаю образ, нащупаю ритм, как вдруг – вспышка! И все сразу же улетучивается. Потом долго не могу войти в прежнее рабочее состояние.

– Зато снимки получились на редкость удачные! – вступил в разговор Боб. – Сразу видно, что это художница, а не какая-то манекенщица.

– А почему вы так пренебрежительно говорите о манекенщицах? – внезапно прозвучало за спиной фотографа, и все дружно обернулись на голос.