Во имя любви. Жертвоприношение - Мануэль Карлос

Золотистый туман так ласков. Смягчает очертания, баюкает ощущением счастья. Скоро-скоро она поймет, кто протягивает к ней с нежностью руки… Идет навстречу… Ближе, ближе…

Резкое дребезжание телефонного звонка, и очарование сна исчезло. Широко раскрытые темные глаза Элены смотрели на резной потолок гостиничного номера, рука машинально взяла трубку и поднесла к уху.

– Доброе утро, сеньора, уже шесть, – услышала она почтительный и благожелательный голос дежурной.

– Простите, но я еще сплю!

В голосе Элены звенела невольная обида, ей было жаль своего сна, жаль, что по недоразумению ее разбудили так рано.

– Это я просила нас разбудить, мама, – раздался голос с соседней кровати. – Мне нужно позвонить в Рио.

Элена уже не обижалась, с любовью смотрела она на сосредоточенное, напряженное личико Эдуарды: тонкие брови, тонкий нос, тонкие губы. Девушка уже спустила ноги с кровати, взяла телефон, собираясь набрать номер.

– А может, не стоит? – ласково спросила мать. – Я уверена, Марселу уже спит. Там же час ночи!

Ей было жаль свою девочку, которая, вместо того чтобы самозабвенно плыть по ласкающим волнам любви, судорожно вцепилась в своего жениха, не давая ни ему ни себе ни минутки отдыха.

– Я только узнаю, дома ли он, – ответила Эдуарда и замерла, ожидая ответа.

Весь начинающийся день, вся ее жизнь зависели от того, каким будет этот ответ…

– Дома? Да? Дома и уже спит! – повторила она. – Ты ангел, Зила! Только не надо никому говорить, что я звонила.

Эдуарда с облегчением опустила трубку. Теперь несколько часов она проживет спокойно. Спокойно потому, что Марселу спит и у него не скоро еще начнется рабочий день…

– Раз уж мы проснулись, может, позавтракаем? – Эдуарда с улыбкой повернулась к матери.

Та согласно кивнула и нажала кнопку звонка, сообщая, что они просят подать завтрак в номер.

Горничная не заставила себя ждать, и традиционный европейский завтрак, к которому обе бразилианки успели уже привыкнуть, перекочевал со столика на колесиках на столик у окна: кофе, молоко, масло, джем и булочки. Элена находила, что у них в Бразилии кофе все-таки лучше, и в Европе поэтому всегда пила кофе с молоком. С удовольствием отпив глоточек, она очень осторожно и очень ласково сказала:

– Каждый Божий день по два или три раза ты звонишь в Рио. Поверь мне, доченька, нехорошо звонить жениху в час ночи и к тому же для того, чтобы узнать, дома ли он…

– Я знаю, что нехорошо, мама! Но я такая ревнивая и ничего не могу с собой поделать! – простодушно ответила Эдуарда. – Ты же знаешь, в Рио женщины ему проходу не дают!

– Ты имеешь в виду Лауру? – спросила Элена и, представив себе крепко сбитую аппетитную русоволосую девушку с чувственными губами и упрямым взглядом темных глаз, которая и в самом деле не давала проходу красавцу Марселу, от души посочувствовала дочери.

– И не только, – многозначительно сказала Эдуарда, поджав красиво изогнутые губы. Ноздри у нее слегка раздулись, и ее холодная, немного злая красота стала еще очевиднее.

Элену и сейчас чуть ли не до слез трогала хрупкость Эдуарды, белизна ее кожи, точеные руки и ноги. В изяществе дочери матери чудился недостаток жизненной силы, и поэтому ей всегда хотелось окружить теплом и уберечь от всех бед свою фарфоровую статуэтку.

Бдительная материнская любовь неусыпно заботилась о слабом капризном ростке. Элена желала своей доченьке только счастья – безмерного, безоблачного! «Девочка выросла без отца, – твердила она про себя, – отсюда нервность, уязвимость. Бедняжка! Она чувствует себя до того беззащитной, что видит только грозящие ей со всех сторон опасности!..»

Элена рассталась с Орестесом вскоре после рождения Эдуарды. Она выходила замуж по любви, жених казался ей идеалом: утонченный, деликатный, образованный. Орестес Треку закончил математический факультет, и Элена восхищалась его умом, знаниями, талантом. Отец был против их брака, но что для нее тогда значило мнение отца?

Дон Виану, человек весьма состоятельный, рано овдовел и всячески баловал двух своих дочерей, потому что они остались без материнского тепла. Старшего сына он воспитывал по-мужски: отдал в пансион, потом в закрытое учебное заведение, так он и вырос вдали от семьи, приезжая домой только на каникулы. Сестры росли вместе и очень дружили. Элена была старше Виржинии на два года и привыкла, что ее мнение всегда было решающим. Отец позволял ей многое, и она с ранних лет привыкла к самостоятельности. От природы добрая, щедрая, а от незнания жизни романтичная Элена от будущего ждала только роз, не подозревая, что первыми на стеблях появляются шипы.

Жизнь не замедлила подтвердить правоту дона Виану. Прошел год, и Элена поняла, что у отца были основания противиться ее замужеству. Человеком Орестес был хорошим, но мужем оказался никудышным. Беспомощный, не приспособленный к жизни, неуверенный в себе, он не умел постоять за себя, а уж за семью тем более. Тот, кто не отвечает за самого себя, может ли отвечать за других?

Трудности у молодых начались почти сразу же. Орестес наотрез отказался участвовать в конкурсе на хорошо оплачиваемую должность в университете и устроился учителем в муниципальной школе в квартале на окраине, благо тут не было никакой конкуренции. Он проявил малодушие, спасовал, чувствовал это, но убедил себя, что поступает так из высоких идеалов и бескорыстия. Элена разделяла идеалы мужа и была согласна на рай с милым в шалаше. Но хозяйничать она не умела. Не понимала и того, в чем и как могла бы помочь мужу. Дон Виану в жизнь молодых не вмешивался, им не хватало денег на самое необходимое. Орестес почувствовал себя неудачником, почувствовал, что не справляется со взятыми на себя обязанностями, почувствовал свою вину перед женой. Он не мог простить себе неуверенности, малодушия и стал еще более неуверенным и малодушным. А что такое неуверенный в себе учитель? Работа в школе стала для него каторгой, и он начал сбегать с той каторги, ища утешения в выпивке. Но чем чаще утешался, тем болезненнее чувствовал свою вину перед Эленой. Скоро он уже сбегал не только с работы, но и из дома.

Семейная жизнь превратилась в ад. Сколько горьких дум передумала молодая женщина долгими ночами, сидя в одиночестве! Она была еще так неопытна, чувствовала себя такой беззащитной, такой обиженной… А тут еще и беременность! Рождение дочери не обратило Орестеса к реальной жизни. Он по-прежнему был занят собой, своим чувством вины, своими взаимоотношениями с женой. Да еще его и с работы уволили. Он искал работу, не находил ее, снова пил. До дочери ли ему было? Она только усугубляла его чувство вины.

Зато для Элены рождение Эдуарды изменило все. Она почувствовала себя в ответе за беспомощное крошечное существо. Как жена она чувствовала себя обиженной и бессильной, но зато как мать… Здоровье и благополучие дочери стали для нее отныне смыслом жизни. С мужем она решила расстаться.