Москва дворянских гнезд. Красота и слава великого города, пережившего лихолетья - Олег Волков

Открытие университета в Москве было предрешено, и еще до подписания указа отвели для него место. Выбор пал на «Аптекарский дом» – обширное трехэтажное здание, с вышкой и богатым декором во вкусе второй половины XVII века, у Воскресенских ворот, на месте Исторического музея. В этом доме помимо аптекарского управления находилась австерия, помещения которой были переделаны в актовый зал, где и произошли торжества открытия университета 26 апреля 1755 года. Отпраздновали это знаменательное событие с подобающей пышностью, фейерверками и аллегорическими представлениями – в тот век без них не обходились.

Московский университет, 1790-е годы, проект М.Ф. Казакова

И сразу обнаружилось, что «пожалованный для университета близь Никольских ворот дом как местом, так и построенными покоями тесен». Наступил довольно долгий период постепенного разрастания университетских помещений за счет покупки или аренды частных домов, ходатайств об отпуске денег на новое большое здание. Вплоть до восьмидесятых годов XVIII века университет продолжал жить утесненно, что препятствовало расширению его деятельности. Правда, университет еще с 1756 года завел свою типографию, содержал две гимназии для учеников, увеличил штат профессоров, но количество слушателей росло, и это заставляло все настойчивее испрашивать средств на возведение нового здания. Наконец в 1783 году был утвержден проект Матвея Казакова.

В то время кое-кому в Москве хотелось вынести университет за черту города: предлагалось основать «достойную его храмину» на Воробьевых горах. Сторонники этого плана обосновывали его отчасти тем, что там «нет утеснения и ограничения, во всем помешательства, происходящего от обыкновенного в городе шума». Но что предприняли бы почтенные господа кураторы и попечители университета в пудреных париках и торжественных кафтанах, которых беспокоили цокот копыт и тарахтение проехавшей тележки, голос разносчика, изредка – крики форейторов и щелкание бича кучера на козлах кареты, куда бы порекомендовали они укрыться, доводись им услышать нынешний рев моторов, треск мотоциклетов, непрерывный шум механизированного транспорта под стенами университета?!

Именно для университета на Воробьевых горах составил проект Василий Баженов, но возобладало мнение тех, кто хотел обосновать его в сердце столицы. Проект Баженова был отвергнут, отчасти, правда, из-за вмешательства недолюбливавшего архитектора всемогущего Прокофия Демидова, особенно много жертвовавшего в ту пору на постройку и содержание публичных учреждений Москвы. Казне было невыгодно с ним спорить. Была приобретена усадьба князя Репнина на углу Большой Никитской и Моховой улиц со смежными владениями, где и сложился со временем ансамбль Московского университета.

Занятый на постройке Сената в Кремле, Казаков приступил к сооружению университета в 1786 году и завершил его через семь лет – в 1793 году. Рассказ о самом здании уместно предварить несколькими словами о задуманном тогда московскими зодчими плане полукольца центральных площадей, которые бы составили ядро города. Здание университета должно было, по мысли Казакова, обрамить выход Большой Никитской (улица Герцена) к Кремлю. На другом конце задуманной площади, против предусмотренных генеральным планом 1775 года прудов на реке Неглинной, стоял высоко вознесенный дом Пашкова.

В этой цепи парадных площадей, охватывающих Кремль с северо-запада, новое здание университета – главнейшего средоточия русской науки – должно было стать одним из опорных сооружений намеченной тогда архитектурной системы Москвы.

Следует подчеркнуть, что Москва конца XVIII века, при всем ее неблагоустройстве, была одним из красивейших и непревзойденных по своеобразию городов своего времени именно благодаря умелому сочетанию новой и исторически сложившейся архитектуры. В этом бесспорная заслуга Матвея Казакова и его школы. Московские зодчие стремились упорядочить планировочную систему развивающегося города, соображаясь при этом с архитектурной ролью отдельных зданий в общей системе городской застройки. Если в генеральном плане Петербурга середины XVIII столетия отражено желание открыть панораму Невы, то Казаков и другие видные зодчие Москвы стремились показать Кремль во всем его великолепии.

Говоря о роли Казакова в застройке Москвы, нельзя не упомянуть его «фасадический план» города, над которым он работал в последние годы жизни. Этим планом зодчий хотел закрепить «классический» облик Москвы, увиденный с «птичьего зрения». Это задуманное широко дело (Казаков предполагал издать около двухсот таблиц аксонометрических планов главных ансамблей и зданий Москвы большого размера) не было доведено до конца из-за недостатка средств – казна скупилась, первую таблицу Казаков гравировал за свой счет – и вследствие смерти самого архитектора, бывшего душой и вдохновителем всего начинания.

Рассматривая многочисленные чертежи казаковского проекта университета – архитектором было сделано последовательно три варианта, – видишь, как он постепенно упрощал композицию, отказывался от декоративной скульптуры, богатого оформления центрального портика и все больше развертывал фасад, отвечавший идее площади, открытой к кремлевской стене. В результате Казаков создал величественное монументальное здание строгих и простых форм. Придерживаясь планировки усадебного типа, он отодвинул в глубь двора главное здание с маловыступающим восьмиколонным портиком, несущим высокий аттик, и плоским куполом в центре, приблизив к красной черте его крылья.

Однако знакомое нам здание Старого университета на углу улицы Герцена – уже далеко не то, что построил Казаков. Московский пожар оставил от него одни стены. От всех университетских зданий – а к 1812 году они, разросшись, занимали целый квартал – уцелели только больница, один жилой флигель да находившаяся на отшибе, у Страстного монастыря, типография. Особенно пострадало главное здание: в огне погибли архивы, книжное собрание, коллекции, все научные материалы университета.

Пожар университета произвел на современников огромное впечатление. Знакомясь с воспоминаниями о том времени, видишь, как близко к сердцу восприняло русское общество гибель «рассадника отечественного просвещения». И стало деятельно помогать его восстановлению. Настолько, что уже в следующем, 1813 году, 1 сентября удалось возобновить занятия. Еще раньше открылась университетская типография: 23 ноября 1812 года вышел, после перерыва, очередной номер «Московских ведомостей», газеты, издаваемой университетом. Пожертвования стекались со всех сторон: помимо денег, университету отдавали свои библиотеки, коллекции, гербарии, кабинеты минералов, заводчики и помещики помогали строительными материалами.

Министерство просвещения, однако, не спешило: целых четыре года университет ютился в нанятом у купца Заикина, уцелевшем в пожар доме, в других случайных помещениях по соседству, пока не приступили к восстановлению сгоревших построек. Работами, начатыми в 1817 году, руководил Дементий Жилярди. Он внес значительные изменения в постройку Казакова, поднял среднюю часть здания почти на три сажени, укрупнил оконные проемы, переделал фасад и купол.