Лес великого страха - Мария Гинзбург

Возможно, где-то в этой части леса находился телепорт, которые Ежи обычно устраивали в дуплах больших деревьев, но Энедике об этом было ничего не известно. Единственным шансом на спасение Ежей была Квалмэнэн. Если бы партизаны успели пересечь огромную трясину до того, как мандреченский маг пустит проклятие по нитям Чи, которые тянутся за любым – эльфом ли, человеком ли, пока он жив, – то проклятие бы не нашло адресатов, растворившись в Цин болота.

Энедике приходилось все время держать Мирувормэла под чарами, иначе толстяк бы непрерывно орал от боли. В первый день командирша так вымоталась, что к вечеру пришлось нести ее саму. Халлен взвалил командиршу на плечо и придерживал здоровой рукой. Вечером, на привале, он протянул ей небольшой мешочек и буркнул:

– Дай Мирувормэлу.

– Что здесь? – спросила Энедика.

Халлен отвел глаза и сказал:

– Лислор.

Так темные эльфы называли смесь белладонны, опиума и табака. Энедика и сама уже узнала лислор по характерному запаху. Энедика посмотрела на лучника. Тот криво улыбнулся. Ей многое случилось пережить, но еще ни разу эльфке не доводилось оказываться посреди Квалмэнэн с двумя раненными на руках, у одного из которых сломана нога, а второй – законченный лислорер. А ведь можно было догадаться, думала она, глядя на сухую, сморщенную кожу Халлена.

– А ты сам-то сможешь идти без лислора? – сухо спросила командирша Ежей.

– Смотря сколько дней, – любезно ответил Халлен.

– Не меньше трех.

Взгляд эльфа затуманился.

– Я думаю, что да.

Энедика покачала головой и отсыпала в кружку порцию порошка, чтобы развести водой и дать Мирувормэлу.

На третьи сутки пути запах из его раны подтвердил подозрения эльфки – в кровь Ежа попала грязь и пошло заражение. Партизанка применила испытанное, проверенное заклинание на этот случай. Однако чары не убирали болезнь, а лишь останавливали ее развитие на сорок восемь часов. Да и каналы Чи раненного, искривленные лислором, с трудом поддавались фиксации с помощью магии. Мирувормэл услышал, что она бормочет и разобрал знакомые слова.

– Не дождешься, Энедика. Я не сдохну! – заорал толстяк. – Я не хочу гнить в болоте! Вам придется тащить меня до края этой проклятой трясины!

Утром четвертого дня пути командирша Ежей развела для него последние крошки лислора, а к полудню измученные, ободранные партизаны вошли в Ильмост.

Всплывший из озера город находился на южном краю Квалмэнэн, и еще до того, как солнце скроется за горизонтом, родной лес принял бы в объятия своих измученных детей. Энедика приободрилась и начала напевать старый эльфийский марш. Когда они миновали центральную площадь мертвого города, Тавартэр сказал, что он не может идти дальше. Молчаливый нандор был самым выносливым из Ежей, и если уж он просил об отдыхе, стоило выполнить просьбу. Энедике почудилось дрожание Чи в развалинах дома, около которого они остановились. Командирша партизан хотела бы проверить, кто там, но заколебалась, вспомнив Нифреда. Да и Халлен пристроился на подоконнике этого дома, и эльфка махнула рукой на предосторожности. Ну кто там мог прятаться? Взвод мандречен? Партизанка прислонилась к стене – гордость не позволяла ей сесть прямо на мостовую, как это сделал Руско. Тавартэр достал кисет, покосился на Халлена. Тот сидел, обхватив себя здоровой рукой, и покачивался взад-вперед.

– Не хочешь пожевать? – спросил Тавартэр, развязывая кисет.

Халлен поднял на него безумный взгляд и прохрипел:

– Это все равно, что лизать бабе, которая не позволяет войти.

Тавартэр хмыкнул, прислонился к стене рядом с командиршей, набил трубку и закурил.

– Вот, значит, какова была цена за Ящики Холода и свет в домах, – сказал нандор на своем родном наречии, глядя куда-то за партизанку.

Энедика поняла его. Она родилась на берегах Димтора, где жило много серых эльфов, а языки синдарин и нандор были очень похожи. Партизанка нехотя перевела взгляд. С того места, где они стояли, была хорошо видна центральная площадь погибшего города и стоявший на ней храм с пятью главами.

– Здесь была очень хорошая, жирная земля. Вон на площади – бурьян в мой рост, – продолжал Тавартэр задумчиво. – А люди погубили ее, превратили цветущий край в болото… Или это были не люди?

Эльфке совершенно не хотелось разговаривать. Но она знала эту манеру Тавартэра – порассуждать об отвлеченных темах, чтобы собраться с силами. Как бы сильно она сама ни устала, она не могла отказать в помощи любовнику. Да и от Тавартэра зависело, выживет ли Мирувормэл. Если бы нандор не смог больше тащить носилки, заменить его было бы некем, и раненного пришлось бросить бы в болоте.

– Люди, – пробормотала Энедика. – Когда сносили дамбу, в ней обнаружили много тел. Но трупов эльфов там не было.

Халлен перестал покачиваться.

– Закатай мне рукав, – обратился он к Энедике.

Она выполнила его просьбу и закатала рукав на здоровой руке Ежа. Халлен впился в нее зубами. Командирша содрогнулась.

– Патологически глупая нация, – сказал Тавартэр. – Люди ведь живут земледелием, неужели они не понимали, что рубят сук, на котором сидят?

– Это не совсем так, – Халлен на минутку прервал свою разминку для челюстей и решил размять язык. А Энедика и не знала, что он владеет синдарином. – Их жрецы требуют, чтобы на месте вырубленных лесов сажались новые, чтобы ячейки в сетях были крупными. Я думаю, дело в другом. Вы, нандор, помните только о Ящиках Холода и о свете в домах. У нас на юге рассказывают о самоходных лодках и каретах, о ящиках, из которых раздавалась музыка… Ты понимаешь, у плотины был владелец. А он хотел продать как можно больше своей магии, и создавал все новые артефакты, питающиеся этой силой. И потом, когда люди уже не могли обходиться без них, он сказал, что ему нужна эта плотина. И люди согласились, потому что им некуда было деваться.

Тавартэр пожал плечами. Руско, не знавший никакого языка, кроме родного, в беседе не участвовал. Вместо этого он растянулся на грязной мостовой. «Мальчик совсем слаб», подумала Энедика. – «О Мелькор, помоги нам. Дай нам только перейти Квалмэнэн. Дальше мы сами справимся».

– По мне, так лучше быть глупым, чем жадным и ленивым, – заметил нандор. – А ты как считаешь?

– А кто их поймет, этих людей, – ответил Халлен и снова укусил себя.

– И я тоже думаю, что дело не в жадности, – сказала Энедика. Посмотрела на Тавартэра и добавила, поддразнивая: – Патологической.

Тавартэр вымученно улыбнулся. Кусок присохшей к щеке грязи отвалился. Эльфка продолжала:

– Мне тоже кажется, что здесь была очень хорошая земля, и за нее, наверное, дрались. Видите этот храм? Мы не знаем, какой бог жил в нем, но строители плотины знали. Возможно, они не нашли другого способа остановить его и спасти себя, кроме как затопить всю долину. И возможно – я говорю «возможно», потому что мы ровным счетом ничего не знаем о тех временах и не можем судить – так вот, возможно этого бога надо было уничтожить.