Сад чародея - Геза Чат

Вот он большой город, мегаполис, Лондон английских романов, неведомое и страшное чудовище, у которого не разобрать — где голова, где туловище, а где ноги! Но ощущения не преобразовывались у него в слова, понятия и оценки, они пронизывали его нервную систему блуждающими токами и проявлялись слабым, приятным, боязливым трепетом в кончиках пальцев и коленях.

Помощник вернулся с женой, они кое-как подняли тяжелый ящик и потащили его наверх.

— Четвертый этаж, шестая комната! — подбадривал их Эрнё.

На этаже, уже в коридоре ждала квартирная хозяйка.

— Сюда, прошу. Вы ведь господин Хоффман? Ваш кузен писал! Вот дверь.

Через темную кухню все прошли в комнату, обставленную в городском духе. Хозяйка зажгла лампу, ящик поставили на пол, и помощник протянул ладонь. Эрнё достал из кошелька три монетки по двадцать филлеров и положил в руку просящему. Помощник взглянул и положил деньги на стол.

— Маловато будет.

— Сколько же вы хотите? — несмело поинтересовался юноша.

— Да в этом ящике центнер весу, его и грузчик меньше чем за форинт не понес бы, — ответила жена помощника, похожая больше на его сестру.

Эрнё в растерянности посмотрел на хозяйку. Дома до станции, бывшей в получасе ходьбы, этот же ящик дотащил в одиночку старик с тачкой, да еще поблагодарил за полученные двадцать крейцеров — а здесь вон сколько запрашивают! Последовала короткая пауза. Хозяйка холодно смотрела прямо перед собой, по ней было видно, что возражать против чрезмерных запросов помощника в ее намерения не входит. Эрнё почувствовал, будто оказался с глазу на глаз с тремя противниками.

— Вот! — сказал он наконец и положил на стол один форинт. — Некогда мне сейчас спорить.

Помощник сунул форинт в карман и удалился вместе с женой, не произнеся ни слова. Хозяйка принесла чистой воды для питья и умывания, после чего оставила нового жильца одного.

Несколько минут Эрнё задумчиво разглядывал пламя. Керосиновых ламп он не видел уже давно. Дома повсюду было газовое освещение, керосиновая лампа фигурировала лишь в детских воспоминаниях. Неровное пламя рыжеватым пятном отбрасывало на стены и потолок огромные тени юноши.

Не отрывая глаз от лампы, молодой человек машинально снял накидку с воротником, помыл руки и сразу принялся разбирать вещи. Развесил одежду, разложил белье, разные мелочи, книги, радуясь наличию целых двух больших шкафов. Дома приходилось делить шкаф с младшим братом и сестрой, а здесь он превратился в безраздельного повелителя ящиков и вешалок.

Под книжки Эрнё отвел самую нижнюю полку шкафа. Библиотека была небольшая и неоднородная: несколько книг по естественным наукам — «Мировые загадки» Геккеля, «История колдовства и суеверий» Альфреда Леманна, несколько выпусков «Естественнонаучного вестника» и венгерская Библия Каройи, отдельно Ветхий завет на латинском и Новый завет на французском, небольшая музыкальная энциклопедия, сборник рассказов Золтана Тури, потрепанный томик Андерсена, рассказ Леонида Андреева «В тумане» по-немецки. Затем ноты: сонаты Бетховена, Бах, «Хорошо темперированный клавир», тоненький альбом Шопена, сборники Грига и Шумана, три-четыре пьесы одного современного венгерского композитора — его Эрнё особенно любил — и, наконец, тщательно переписанная песня собственного сочинения. На раскладывание вещей по местам ушел целый час, не меньше. Он заметил это, только когда поясница заболела от наклонов и накатила смертельная усталость.

В дверь постучали, в комнату вошел хозяин дома — маленький, лысый курносый человечек.

— Позвольте представиться, Кремницки, — произнес он и протянул руку. — Супруга только что сообщила о приезде господина Хоффмана. Надеюсь, комнатой останетесь довольны. Еще никто на свете не жаловался. Десять лет прошло, как мы здесь обитаем, и всегда тут были жильцы. Летом говорю жене, что на осень меньше, чем за двадцать три, не сдам. Кто угодно такую цену даст, и везде квартиры дорожают. Клопов нет. На другой день приходит уведомление от вашего кузена, что ваша милость за двадцать поселится. Я жене говорю, мол, ладно, сдадим за двадцать, оно ведь совсем другое дело, когда знакомого поселишь.

Господин Кремницки говорил громко, немного важничая, словно бы наслаждался собственным неприятным голосом, и делал правой рукой пояснительные жесты.

— На кого учиться изволите? — спросил он, закончив выступление.

— Собираюсь стать врачом.

— Мои поздравления. Самая что ни на есть лучшая профессия. И платят хорошо. Прекрасно платят. Батюшка ваш тоже, небось, врач?

— Да.

— Отличное ремесло. На пятьдесят процентов лучше адвокатского. Нет, мало! На шестьдесят процентов.

Высказав столь точную оценку, господин Кремницки выудил из кармана табакерку, свернул папиросу, прикурил от лампы и уселся на оттоманку. Эрнё посматривал на неопрятного и громогласного человечка с нетерпеливым отвращением.

— Вот ключ, господин Хоффман, — продолжал хозяин. — Ключ от кухни. Спрячьте как следует, нехорошо будет, если потеряете. Вертхеймовский ключ, полгода тому назад поставил вертхеймовский замок, на втором этаже квартиру обокрали, пришлось рискнуть. Часто бывает, что жена ушла, дочери дома нет, а я в налоговом управлении, словом, никого нет дома. Не хочу подвергать себя опасности, а то еще вынесут подушки и одежду.

После инструктажа Кремницки повел Эрнё на кухню, показал, как открывается дверь, хотя у замка никаких особых хитростей не было, и, наконец, пожелал спокойной ночи, поскольку жена дала знать, что ужин готов.

По кухне поплыл запах жирной, обильно приправленной чесноком еды, и этот аромат лишил Эрнё остатков аппетита. Юноша сел за стол, достал еду, приготовленную матерью в дорогу, но быстро закончил трапезу, подошел к окну, открыл его и принялся вглядываться в неведомую тьму.

Окно выходило в широкий двор, из него виден был большой кусок неба. На большой, гладкой темной поверхности стен соседних домов будто покрылись гирляндами маленьких фонариков — за окнами зажигались лампы. Эрнё долго смотрел на эти окна. За ними тоже живут люди. Повсюду люди, много-много незнакомых людей. Незнакомых настолько, что они могли быть жителями Марса. Люди, совсем непохожие на тех, которых он знал до сих пор. Более сильные, умные, ловкие. В одном из окон Эрнё заметил молодого человека — он сидел в одной рубашке, погрузившись в чтение толстого тома. Что он мог изучать? Наверняка студент-медик, будущий коллега. Когда удастся добиться того, чего уже достиг этот юноша? Будущее, работа, незнакомый город и незнакомые люди — все это пугало Эрнё. Он бы предпочел сейчас сидеть дома, с родителями, братом и сестрой, играть на рояле в гостиной, или укрыться в уголке сада, вдыхая аромат свежескошенной травы, принесенный ветром с полей. Эрнё вдруг ощутил себя отчаянно одиноким и лишь большим усилием сумел сдержать слезы.

Когда он закрыл окно, пробило уже половину десятого. В одиночку выйти из дому Эрнё боялся — обещал отцу быть осторожным и планировал начать исследование неведомого лабиринта со следующего утра, обзаведясь для этого картой. Юноша разделся, задул лампу и осторожно забрался в новую постель. Спать не хотелось, он лежал с открытыми глазами, уставившись в бесформенную мглу на потолке. Беззвездное небо посылало слабые, непонятные отблески в скопление медленных теней наползающей ночи.