Охотник - Эндрю Мэйн

– Ну что, договорились? – спрашивает она.

– Ну? – обращается ко мне Девон.

Деваться мне некуда.

– Ладно. Только ты сядешь спереди, чтобы я тебя видел.

– Как скажете. – Он садится рядом со мной, Эмбер – сзади, за ним.

В первые минуты разговор не клеится. Я слежу за Девоном. Любое его движение заставляет меня вздрагивать. В зеркало заднего вида я проверяю, не собирается ли Эмбер придушить меня.

Наконец она нарушает молчание:

– Мне пришлось сказать Девону, куда я собралась. А он сказал, что, может, вы и есть похититель Челси… Поехать с вами наедине было бы глупо.

Эти люди меня боятся?

– Эмбер слишком доверчивая, – объясняет Девон.

– Оттого и связалась с тобой, – фыркает она.

– Женщина, я – лучшее событие в твоей жизни.

– Господи! Ну если ты лучше, то дальше и жить не хочется. – Эмбер качает головой и отворачивается к окну.

Девон тянется к радио, я инстинктивно сую в карман руку, и он это замечает.

– У вас «пушка», что ли?

Надо полагать, он имеет в виду огнестрельное оружие. Пусть лучше думают, что я вооружен.

– Я не забываю об осторожности, – и добавляю: – Я проинформировал своих друзей, куда отправляюсь.

– Мы тоже, – откликается Девон. – Никогда не знаешь, когда влипнешь.

Я кошусь на него в тревоге, но он глазеет на проплывающие мимо дома.

Через несколько минут он говорит:

– Эмбер сказала, что вы ученый. Какой именно?

– Изучал биологию. Но занимаюсь информатикой.

– Это круто. А я хотел стать астрофизиком.

Какая потеря для научного сообщества!

– До самого выпускного класса у меня были отличные оценки, – продолжает Девон. – А потом заболела мать, и я еле доучился. Теперь подумываю об удаленном обучении. И все время смотрю канал «Дискавери».

– Под наркотой, – подсказывает с заднего сиденья Эмбер.

– Карл Саган[15] тоже был не прочь кайфануть.

– Так то Карл Саган! – вырывается у меня, а зря. Впрочем, Девон только смеется.

– Это верно. А как насчет Ричарда Докинза[16] и Стивена Джея Гулда[17]?

– Ты их читал?

– Ага. «Слепой часовщик» – одна из моих любимых книг.

Ричард Докинз и Стивен Джей Гулд спорили о том, что есть главная движущая сила эволюции – гены или весь организм. Это была одна из причин, по которой я занялся биоинформатикой.

Спросить ученого-любителя, за кого он – за Докинза или за Гулда, равносильно вопросу о любимой спортивной команде. Споры утихли, когда люди начали понимать, что эволюция – слишком сложный процесс, и выбирать, организм или ген является главным ее субъектом – это все упрощать.

– Я на стороне Докинза, – говорю я, чтобы Девон не прикончил меня в зарослях. – Но вообще-то это сложный вопрос. Я как раз изучаю, как мы определяем гены. Как ты знаешь, биологи говорят, что это мельчайшая единица наследственности. Но все гораздо сложнее. Я размышляю, скорее, в терминах систем и процессов. Есть системы, сводимые к битам ДНК, но другие – это целые экосистемы.

– И как вы определяете конкретный организм?

А Девон умнее, чем я думал! Жаль, наше знакомство состоялось не при лучших обстоятельствах.

– В некоторых работах я встречал мысль, что мы всего лишь скафандры для митохондриальной ДНК, – отвечаю я. – А еще есть мнение, что мы просто передвижные города кишечных бактерий. ДНК бактерий в нас больше, чем нашей собственной. Не по длине, а по количеству единиц. Инопланетянин может воспринять нас совсем не так, как мы сами о себе думаем.

– Я вот не уверена, что знаю, что мы такое, – вставляет Эмбер.

– Мы непрерывно меняемся, – продолжаю я, указывая на темнеющее небо. – Со сменой времени года одни наши гены включаются, другие выключаются. Генетически мы становимся несколько другими организмами. И не мы одни. – Вряд ли стоит сейчас упоминать о моей работе с головастиками-оборотнями. – Природа управляет нами больше, чем мы готовы признать.

Я замечаю, что Девон смотрит на свое отражение в зеркале заднего вида. Глаза у него заплывшие, кожа тусклая и обвисшая, как бывает у наркоманов.

– Это точно. Правильнее не скажешь.

Его попытка самоанализа меня не утешает: мы едем в лес, прочь от цивилизации и безопасности.

Мы оставляем «Эксплорер» на обочине, неподалеку от тоскливой пиццерии и невзрачного магазинчика. В трех километрах отсюда стоянка водителей-дальнобойщиков. Догадываюсь, что Эмбер и Челси эти места были знакомы не понаслышке. Мы начинаем подниматься по небольшой тропинке. Впереди Эмбер, Девон – замыкающий, он держится метрах в десяти позади меня, и я ругаю себя, что вообще все это затеял.

Встречаться вчера с Эмбер при столь сомнительных обстоятельствах уже было большой глупостью. Но забраться с ними сюда после случившегося? Этому даже нет названия. Я сжимаю в кармане газовый баллончик, в другой руке у меня тяжелый фонарь, который я достал из багажника машины. Есть у меня фонари посовременнее и полегче, но из них не выходит такой хорошей дубинки.

– Что вы с Челси здесь делали? Вы что, лесбиянки? – поддевает Девон свою подружку.

– От придурков вроде тебя еще не в такую даль сбежишь! – Эмбер останавливается рядом с большим пнем на вершине холма. – Вот это было наше место. Если собрать все оставленные нами банки, можно разбогатеть. – Она пинает ржавую банку из-под пива.

– Надо еще пошарить, здесь наверняка склад фаллоимитаторов, – Девон продолжает издеваться над ней.

– По крайней мере, они могут долго оставаться твердыми, – огрызается она.

Девон бормочет что-то о сексе с тоннелем метро и отходит к дереву отлить.

– Это произошло здесь? – спрашиваю я.

Она показывает вниз, на плоскую площадку.

– Вон там. Мы пришли с другой стороны. Вот здесь я увидела тень, а потом чудище побежало…

– На скольких ногах? – интересуется Девон, застегивая ширинку.