Охотник - Эндрю Мэйн

– Почему их никто не останавливает?

– Там был еще один парень, с виду такой всезнайка-красавчик?

Я припоминаю дружка Эмбер, тоже выпрыгнувшего из кабины.

– Был.

– Это друг Девона, Чарли Йорк, сын начальника полиции.

– Понимаю…

– Все сложнее, чем кажется на первый взгляд. Шериф Йорк сейчас в Колорадо лечится от рака. Такая, во всяком случае, легенда. По слухам, так он пытается избежать обвинения в нарушении федеральных законов. Те двое арестованных полицейских – верхушка айсберга. У половины членов городского совета машины, на которые ни за что не хватило бы их зарплаты.

Все это смахивает на кошмар.

– Как так получается?

– Заметьте, они не купаются в золоте. По крайней мере большинство… Те, кто почестнее – вернее, те, которые пытаются представить себя таковыми, – получают арендную плату от недвижимости, купленной за гроши, или прибыль от бизнеса, который им практически подарили.

– Подарил кто?

– Те, кто предпочитает беспрепятственно проворачивать здесь грязные делишки. Когда это был шахтерский городок, здесь лопатой гребли деньги хозяева борделей и кабаков, позже – подпольные производители спиртного. Когда у нас появился метамфетамин, стало совсем худо. В тот момент еще закрылся перерабатывающий завод. Честные люди польстились на нечестные деньги.

– Все до одного?

Он откидывается в соломенном кресле и указывает кивком на шоссе.

– Видите магазин рыбачьих лодок?

– Вижу.

– Фамилия владельца Коннор. Я дружу с ним и с его женой. Они славные люди. Он продает две-три лодки в неделю. Для здешних мест это бойкая торговля. Думаете, он пристает к каждому покупателю с вопросом, откуда тот взял денежки? Торговля позволила ему построить новый дом. Так здесь зарабатывают большинство: честно продает всякую всячину бесчестным людям.

Проблема в том, что когда ты знаешь о происхождении своих денег, законно ты их заработал или нет, то ты сопротивляешься переменам. Ты уже не озабочен тем, чтобы избавить Хадсон-Крик от метамфетамина, тебя больше занимает избавление от насилия, как в Лас-Вегасе. Ты смиряешься с тем фактом, что вокруг всегда будут нечестные политики и полиция, но пока ты в безопасности.

Меня ограбили из-за того, что я был приезжим, решившим нарушить закон. Если бы я обратился в полицию, то меня, вероятнее всего, посадили бы под замок.

– Реальность, с которой день за днем сталкиваются люди, – продолжает Гас, – учит их держать язык за зубами и не высовываться. Ты игнорируешь проблему – а потом выясняется, что твоя дочь проститутка, а сын поколачивает тех, кто вздумал варить мет на стороне.

За все эти сияющие автомобили Хадсон-Крик расплачивается своими детьми. – Гас тяжело вздыхает. – Это как в старых легендах о том, как горожане топят ребенка в озере, чтобы предотвратить наводнение. Они повторяют это снова и снова, озеро пересыхает, но детей не остается. Сухой, простите за каламбур, остаток – котлован, полный скелетов.

Даже не знаю, что сказать. Правильнее всего вернуться к причине моего появления здесь.

– По-вашему, что случилось с Челси Бучерн?

– Хочется верить, что она решила уехать. А что случилось на самом деле? – Он встает и поворачивается лицом к горам, где когда-то была шахта. – Сейчас я вам покажу.

Я с кряхтеньем поднимаюсь и встаю с ним рядом.

– Видите уступ на склоне хребта?

Вижу, пока уступ не скрывают оранжевые и пурпурные облака.

– И что?

– Лет двадцать назад там нашли скелет, потом еще и еще. Мертвецы пролежали там не меньше полувека.

Уступ находится примерно в полутора километрах от дороги, ведшей из шахтерского лагеря в Хадсон-Крик. Ближайшее здание – бордель.

Всего была откопана дюжина тел, после чего копать перестали. Все молодые женщины, все, вероятно, проститутки, работавшие в публичном доме или в лагере.

Сохранились тогдашние газеты. Ни одна даже словечком не обмолвилась о пропавших девушках. Старожилы утверждают: все думали, что они сбежали. Что ж, двенадцать девушек ушли недалеко. И это только те, кого нашли. Кто знает, сколько еще пропало. Вдруг в горах еще полно таких зловещих находок?

В те времена, совсем как сейчас, когда люди отказывались признавать окружавшее их зло, торжествовал порок. Челси – не первая и не последняя.

После этой антипроповеди мы с Гасом молча принимаемся за испеченный Джиллиан пирог. Я все смотрю на уступ, где зарыли забытых всеми девушек. Сколько таких мест? Сколько еще чьих-то детей пропали без вести?

Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я бреду обратно в номер с намерением принять ибупрофен, запив его пивом, что настоятельно не рекомендуется. Проснувшись на утро – ожидаемо разбитый, – я принимаю решение не торопиться обратно в Остин. Сначала мне надо поговорить с Эмбер.

Проснувшись и решив, что могу связно мыслить, я отправляю Эмбер смс:

«Надо поговорить».

Проходит полчаса, ответа нет. Я решаю говорить прямо.

«Меня не волнует, что случилось. Я хочу поговорить о Челси. Думаю, я знаю, что с ней стало».

Еще полчаса и никакого ответа. Я решаю просто позвонить. Механический голос отвечает, что ее телефон не принимает звонков. Она внесла меня в черный список. Наверняка я не первый, кто ей звонит после таких разборок. Я еду на заправку за кофе. Там я замечаю полку с предоплаченными сотовыми телефонами, и покупаю один за пятьдесят долларов.

В машине я приступаю к изучению своего приобретения. К моему изумлению, он гораздо более функциональный, чем я ожидал, учитывая низкую цену. Моему айфону он, конечно, в подметки не годится, но в нем есть веб-браузер и другие приложения для платформы андроид.

Меня посещает интересная мысль: если бы я заплатил наличными, то не было бы никакой возможности отследить связь между телефоном и мной, его владельцем. Я возвращаюсь в магазин и покупаю еще один на деньги, снятые в банкомате. Теоретически телефон можно связать с покупателем через снятие денег, если знать время покупки и проверить базу банкомата. Но кому охота этим заморачиваться? Сам не знаю, почему мне это так важно. Думаю, учитывая вчерашние события, мне не мешает проявить несколько большую осторожность.

Я прячу телефон, купленный по карте, и шлю Эмбер смс с другого, купленного за наличные.

«Я не злюсь за вчерашнее. Вышла путаница. Я хотел поговорить с вами о Челси».

Честно говоря, я чертовски зол. Но нужно выяснить, что она знает, а потом убираться из этой дыры. Я сижу в машине на стоянке, пью кофе и жду, когда она удосужится ответить. Прождав целый час, я перезваниваю и попадаю на голосовую почту. Стараясь звучать как можно спокойнее, я говорю: «Привет, Эмбер. Это Тео, встречались вчера. Я не злюсь. Меня не волнуют деньги. Я просто хочу поговорить про Челси, про то, что с ней случилось. Я не полицейский и не извращенец. Я тоже кое-кого потерял».