Тринадцать гостей. Смерть белее снега - Джозеф Джефферсон Фарджон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой?
– Не трогать труп.
Он повернулся ко второму телу. Сначала смотрел невнимательно, будто его мысли еще были заняты первым. Потом прищурился, сделал быстрый шаг и склонился над трупом.
– Паршивый цвет! – произнес врач.
Но инспектор уголовного розыска Кендалл думал не о цвете трупа.
– Вы хорошо знали мистера Чейтера, милорд? – спросил он, продолжая вглядываться в мертвое лицо.
– Вчера я увидел его впервые в жизни, – ответил Эйвлинг.
– Так он не был вашим личным другом?
– Нет.
– Он дружил с кем-либо из ваших близких родственников?
– Никто из нас не был с ним знаком.
– Тем не менее он являлся вашим гостем!
– Да.
– Тогда позвольте поинтересоваться, каким образом он получил приглашение?
– Он был другом одного из моих гостей, – объяснил лорд Эйвлинг.
– Понятно. Которого из гостей?
– Сэра Джеймса Эрншоу.
– Благодарю вас, сэр.
Кендалл еще некоторое время изучал лицо покойного друга сэра Джеймса Эрншоу. Затем проявил интерес к его одежде и к лежавшей рядом шляпе.
– Из его карманов что-нибудь вытаскивали?
– Насколько мне известно, нет, – ответил лорд Эйвлинг.
Кендалл проверил карманы трупа.
– Пусто, – сообщил он. – Странно? Или нормально? – Он посмотрел на задний карман брюк. – Здесь что-то лежало.
– Но больше не лежит, – добавил сержант.
– Вы меня удивляете, – усмехнулся инспектор.
Он выпрямился, медленно обошел мастерскую и остановился сначала у разбитого окна, потом у огромной картины с оленем и, наконец, у зачеркнутого портрета Энн.
– С этим тоже предстоит разобраться, – пробормотал он. – Малиновая краска! – Наблюдавший за инспектором сержант заметил, что тот хотел что-то добавить, но промолчал. – А теперь в дом! – распорядился Кендалл. – Сюда я скоро вернусь. Пока хочу познакомиться с миссис Чейтер.
Они вышли из мастерской. Когда лорд Эйвлинг запер дверь, инспектор попросил у него ключ и спрятал в карман.
– Есть второй? – спросил он.
– Только этот.
Пересекая темную лужайку, Кендалл изучал окна, смотревшие вниз, как желтые глаза. Остановившись в центре лужайки, он замер.
– Что здесь за комната? – спросил он, указывая на окно первого этажа.
– Холл, – объяснил Эйвлинг.
Инспектор прошел вдоль стены до места, где она поворачивала под прямым углом на лужайку. Там находилась дверь.
– Сюда можно войти?
– Да.
– Это служебный вход?
– Нет, мы пользуемся им сами, чтобы выходить сюда, на задний двор.
– Им может воспользоваться любой? Вы не запираете дверь?
– Только на ночь.
Они вошли в дом через заднюю дверь и двинулись по узкому коридору в большой холл. Кендалл посмотрел вправо и увидел полицейского, сторожившего дверь в холл.
– У задней двери тоже надо кого-то поставить, Прайс, – распорядился Кендалл.
«Неужели это необходимо? – подумал Прайс. – Скорее так, для виду».
Лорд Эйвлинг повел инспектора вверх по лестнице. Преодолев два пролета, постучал в одну из дверей. Ответа не было. Он постучал снова. Тишина.
– Миссис Чейтер! – позвал лорд Эйвлинг.
– Никого?
Он повернул дверную ручку. Дверь была заперта.
– Миссис Чейтер!
Кендалл, недовольно поморщившись, припал к замочной скважине.
– В замке нет ключа, – сказал он. – Найдите запасной, и побыстрее, не то придется ломать дверь.
Лорд посмотрел на другую дверь. Рядом с ней, у стены, стоял секретер с откинутой крышкой.
– В чем дело? – резко спросил Кендалл.
– Там комната миссис Моррис, – взволнованно прошептал Эйвлинг. – Можно обойтись без шума?
– Шум ей противопоказан! – подхватил врач. – Она очень больна, инспектор.
– Постараемся не шуметь, – тихо промолвил Кендалл. – Но за этой дверью тоже может находиться кто-то очень больной.
Минута – и было собрано несколько дверных ключей. Четыре оказались бесполезными, пятый подошел. Кендалл распахнул дверь спальни Чейтеров. Комната была пуста.
– Никак не найду деталь, которая должна здесь стоять, Энн, – произнесла старая миссис Моррис. – С прямой стороной, бурая.
Она лежала в кровати, подпертая подушками. Ее худые морщинистые руки покоились на доске с головоломкой, взгляд выражал бесконечное терпение. Энн наблюдала это выражение в ее усталых глазах уже более двух лет, сначала угадывая за ним железную волю, потом – геройскую привычку. То и другое вселяло в нее презрение к суетливому миру за дверью спальни, где существовали лишь боль и отдых от боли. А главное, это заставляло ее презирать себя. Она подскочила к кровати и принялась искать деталь с прямой стороной. Сейчас в целом мире не было ничего важнее кусочка прессованной фанеры.
– Только непременно бурая, милая, – напомнила миссис Моррис. – Я складываю белочку.
– Обязательно найдем!
– Бурая!
Кусочек фанеры нашелся. На секунду он завис между твердой, сильной рукой внучки и белой, хрупкой бабушкиной ладонью. От этого безжалостного контраста у Энн защемило сердце, и она поспешно отдернула руку, ненавидя свою молодость, красоту, наманикюренные ногти.
– Нет, не то, – огорчилась миссис Моррис.
– То, что надо, – возразила Энн громче, чем собиралась, хотя кричать в ее планы не входило. – Сама посмотри! Нет, не то!
– С прямой стороной!
– Ты, как всегда, права, – кивнула Энн. – Как тебе вот это?
Так она безуспешно перебрала несколько вариантов. Потом, спохватившись, что возится в одиночку, подняла голову. Миссис Моррис дремала. Энн продолжила поиск. Что еще ей оставалось?
– Жаль, что графин разбился, – проговорила миссис Моррис с закрытыми глазами. – Он мне нравился.
Энн замерла.
– Это был чей-то подарок на прошлое Рождество. От твоего дяди Гарри?
Дядя Гарри десять лет назад умер.
Кто-то тихо прошел мимо двери – почти беззвучно, без остановки, но Энн все равно насторожилась. Шаги совпали с ритмом ее сердцебиения.
– Они добыли оленя?
– Добыли, бабушка, – ответила она.
– Хорошо, теперь все позади.