Библейские истории для взрослых - Джеймс Морроу

Поднимается занавес, открывая огромную гору экскрементов и мусора. Как и остальные кучи дерьма, она довольно привлекательна — гипнотизирующее скопление золы, отбросов, выброшенных игрушек, ненужной кухонной утвари, яичной скорлупы, апельсиновых шкурок, кофейной гущи, окаменевшего кала и пятидесяти пяти разбитых бочек, не говоря уже о холодильнике, стиральной машине, унитазе, кухонном комбайне и видеомагнитофоне, плюс два телевизора и большая сушилка для белья. Первое впечатление — огромное заливное, в которое какой-то безумный шеф-повар добавил характерные атрибуты двадцатого века.

По краям этой кучи дерьма вбиты два деревянных столба, между которыми натянута проволока с током высокого напряжения. Посредине одного из столбов висит трансформатор, тайно отбирающий электричество из кабеля и подающий его на тройник, раскачивающийся над отбросами, как маятник. Почти половина машин подключена к доске, включая телевизор «Зенит» с сорокадюймовым экраном, что слева на сцене, и телевизор «Сони», с тридцатидюймовым, на сцене справа.

Входит наш герой, Иов Варне: неопределенного возраста, безбородый, подвижный. На нем итальянский шелковый костюм, который стоит больше, чем постановка этой оперы. Подобно скалолазу-мазохисту, он медленно взбирается по восточному склону вонючей кучи. Достигнув вершины, стряхивает с пиджака и брюк прилипший мусор и обращается непосредственно к зрителям.

Иов. А, знакомые места — впрочем, такой эта куча дерьма никогда еще не была. Видите благочестие, исходящее от этой яичной скоррлупы? Хорошо. Ощущаете святость этих апельсиновых корок? Улавливаете божественность этой кофейной гущи? Удивительно. Здесь я провел самые яркие моменты своей жизни, понося космос, доискиваясь до причины своих страданий. (Показывает на сушилку и телевизоры.) Конечно, кое-что изменилось. Двадцать четыре столетия назад у нас не было бытовой техники. Не было кабеля, не было электроники.

И начинает спускаться по западной стороне кучи.

Иов. Позволите мне немного тщеславия, а? Когда о моей книге пошла молва по Нью-Йорку, девять крупнейших издателей сделали мне предложение. «История Иова Барнса: как я страдал, гнил и выжил». Мой агент остановил выбор на издательстве «Сент-Мартин». В названии слышалась какая-то духовность, плюс они выложили сразу три миллиона долларов. (Направляется в сторону телевизора «Зенит».) «Рэндом Хаус» предложил столько же, но к тому времени в моей жизни было уже вполне достаточно случайностей. (Слегка постукивает по телевизору.) Мой агент кинул меня. Приходит ко мне однажды и объявляет: «Наклевывается сделка с киношниками», а затем продает мою книгу на телевидение. «Страдания одного человека», первая в мире мыльная опера, поставленная на краю Аравийской пустыни в четвертом веке до нашей эры. Чистая туфта, но зрителям жутко нравится. В прошлом сезоне мы оставили далеко позади «Надежду Райана» и почти вытеснили из эфира «Скорую помощь».

Достает из кармана жилета Библию короля Иакова и открывает ее на Книге Иова.

Иов. Идея вам известна. (Читает.) «Был один человек в земле Уц, имя его Иов, и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен, и удалялся от зла. И родились у него семь сыновей и три дочери. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов и пятьсот пар волов, и пятьсот ослиц, и весьма много прислуги». (Закрывает Библию.) Очень старая история. Человек находит идеальную жизнь, человек теряет идеальную жизнь, человек вновь приобретает идеальную жизнь.

Незаметно для Иова с восточного склона кучи поднимается некто в рваном стеганом одеяле. Под ним мы замечаем Франни Фенстермахер, средних лет женщину, которая знает белковую ценность червя, которого вы только что съели вместе с яблоком. Согнувшаяся от остеопороза, разбитая эмфиземой. На ней грязные рабочие брюки, засаленная рубашка, потрепанный фартук и красная косынка, завязанная на голове, как повязка пикадора. Когда она зевает и потягивается, мы замечаем следы увядшей женственности и былой красоты.

Иов. Но действительно ли счастлив наш герой после того, что с ним случилось? Возвращаясь домой каждый день, восхищается ли новыми верблюдами, пересчитывает ли новых волов, опускается в горячую ванну, едет ли на прогулку в новом «мерседесе»? (Выдергивает из кучи мусора пожелтевшую газету.) Первое тысячелетие с чем-то — да. Но затем, постепенно, его одолевают сомнения. Он начинает задумываться над тем, а не использовали ли его в своих интересах? А может, стоит отказаться от раскаяния? Даже подумывает над тем, а не попросить ли Бога… перед ним извиниться? (Читает.) «Сто семьдесят человек погибли в авиакатастрофе в Майами». (Переворачивает страницу.) «Грязевой сель хоронит девяносто пять тысяч в Лиссабоне». (Переворачивает страницу.) «Дорогой Эбби, мой первый внук родился с трещиной позвонка…» (Переворачивает страницу.) «Что это за шишка, Блонди?» — «Я не могу больше скрывать правду, Дэгвуд. У меня рак груди…»

Все еще не замеченная Иовом, Франни ползет на четвереньках по склону. Примерно за фут до телевизора «Сони» она валится, обессиленная и очумелая. Тем временем Иов кладет на место газету и поднимает глаза к небу.

Иов. Послушайте, сэр, я хочу продолжения состязания. Хотел бы увидеть вас еще раз — сегодня, если у вас получится. Это говорит ваш слуга, Иов, и я прошу покорно о реванше. (Затянувшаяся пауза.) Молчание. Полная тишина. Вот он в последнее время всегда такой. Отчужденный, далекий, такой… (Давится от приступов рвоты.) Фу! Запах не меняется, да? Высокий прилив свиной блевотины. (Отходит.) И все же я рад, что сейчас не дома. Каждый день в это время служанки смотрят «Страдания одного человека». Проклятая передача эхом гуляет по особняку. Здесь я по крайней мере в безопасности…

Франни включает «Сони». Оттуда вырывается органный пассаж: нервные аккорды наподобие тех, которыми сопровождались радиопостановки в сороковых годах, но экран остается темным. Иов вздрагивает от звука — иене меньшим удивлением смотрит на Франни, присевшую у телевизора.

Иов. Иисусе!

Голос доктора (из «Сони»). Совершенно верно, госпожа Барнс. У вашего ребенка нет мозгов. Вы могли бы использовать его голову, как копилку, если есть желание…

Голос матери (из «Сони»). Вы уверены, доктор?

Голос доктора (из «Сони»). Это не милость Божию видите вы истекающей из его ушка — это гной в свете вот этой свечки.

Музыка: органная заставка между сценами.

Франни (покорно, убавляя громкость). У «Сони» есть звук, но нет изображения. У «Зенита» есть изображение, но нет звука. Вместе они образуют приличный домашний развлекательный центр. (Показывает рукой на «Зенит».) Не возражаете?

Иов. Ненавижу этот спектакль.

Франни. Ну, пожалуйста.

Иов. Они спекулируют на боли.

Франни (кашляя). Сделайте бедной больной женщине одолжение.

Иов щелкает выключателем «Зенита»; средним планом Джемима, замужняя дочь героя «Страдания одного человека», одетая по моде четвертого века до нашей эры. Она сидит за ткацким станком. Когда Франни добавляет звук у «Сони», в кадр вбегает Лилия, одна из служанок Джемимы, бросается на пол.