Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поздравляю, – говорил мистер Мейдон, – жар спал. – И пациент, с преувеличенными изъявлениями благодарности ртутному чародею, подавленный, возвращался в свою кассовую клетку.
Направляясь к себе в отдел, Густад заметил, как Диншавджи, дурачась, увивается вокруг стола Лори Кутино. За последние несколько недель Диншавджи удалось познакомиться с новой машинисткой, и теперь он навещал ее минимум раз в день. Но представление, которое он давал для Лори, решительно отличалось от тех, какие он устраивал в столовой. Отбросив свое обычное хохмачество, он старался быть дерзким и пылким или лукавым и обходительным. Результатом его усилий был жалкий спектакль, изобиловавший прыжками и ужимками, что придавало Диншавджи настолько смехотворно-нелепый вид, что Густаду стало неловко за него. Он не мог понять, что такое нашло на друга, что он превращает собственное достоинство в какой-то качумбер[128]. В такие моменты он радовался тому, что, хотя в процессе работы их пути и пересекались, официально Диншавджи не принадлежал к Отделу сберегательных вкладов. Иначе и без того доверху набитая корзина обязанностей Густада пополнилась бы еще и обязанностью что-то говорить о неподобающем поведении сотрудника.
Стол Лори располагался под уведомлением для посетителей, взятым в рамку: «Проносить в банк огнестрельное оружие или иные предметы, могущие быть использованными в качестве орудия нападения, категорически воспрещается», что еще усугубляло нелепость ситуации, потому что фиглярство Диншавджи происходило на виду у всех клиентов. Сжимая в руке степлер Лори, он скакал вокруг стола, пикировал на нее, корчился, делал какие-то змееподобные движения рукой, угрожающе клацал металлическими челюстями степлера, словно те хотели ее укусить, после чего, шипя, отшатывался назад. Густад восхищался ее терпением и ее изящной фигурой.
Кто-то из коллег съязвил, указывая на уведомление:
– Эй, Диншу, твоя змея – смертельное оружие! В банке оно категорически запрещено.
– Ревность ни к чему хорошему не приводит! – ответил ему Диншавджи, и все рассмеялись. Тут он заметил, что Густад наблюдает за ним. – Смотри, Густад, смотри! Лори – такая храбрая девочка! Не боится моей большой шаловливой змеи!
Девушка вежливо улыбнулась. Капельки пота проступили на лысой макушке Диншавджи, когда «змея», осмелев, стала делать дерзкие выпады на опасно близкое к девушке расстояние. Наконец Лори не выдержала:
– У меня много работы. Здесь у всех много работы, не правда ли?
Густад, воспользовавшись моментом, вмешался:
– Пойдем, Диншу. Дай Лори поработать, а то ей не заплатят. – Он сказал это добродушно, и Диншавджи, положив степлер на стол, пошел с ним.
Он заметил, что Густад хромает сильней, чем обычно.
– Что с твоей ногой?
Густад обрадовался вопросу.
– Да все то же, – громко ответил он. – Бедро снова беспокоит. Я только что был у Мейдона, отпросился в пятницу на полдня, чтобы сходить к врачу. – Когда зáмок призрачен, крепкий фундамент не помешает. Но позднее, когда они оказались одни, он сказал: – Диншу, ты бы поосторожней. Кто знает, вдруг она пожалуется.
– Ерунда. Она любит шутки. Смейся – и мир будет смеяться вместе с тобой.
Густад попробовал сменить галс.
– Это, знаешь ли, головной офис, не какое-то маленькое отделение. Возможно, мистер Мейдон не желает, чтобы мир смеялся в его офисе.
– Бросок по бэтсмену?[129] – возмутился Диншавджи. – Берегись, Густад! – Изо рта у него потянуло неприятным запахом – знакомое предупреждение. На сей раз что-то было не так, как обычно, Диншавджи не просто играл свою заученную роль Казановы. Или, быть может, играл ее слишком хорошо.
– Не пори ерунды, – ответил Густад. – Ты же знаешь: я тебе не чумча[130], прихвостень начальства. Просто чтобы ты знал, что я думаю. Эта твоя змея может показаться такой робкой девушке, как Лори, недостаточно вегетарианской.
Диншавджи презрительно рассмеялся.
– Аррэ, Густад, эти девушки-католички – очень горячие штучки. Послушай, моя школа находилась в районе Дхобиталао[131], там почти сто процентов мака-пао[132]. Чего я там навидался – глаза из орбит вылезали! Это тебе не наши парсийские тихони с их «не-трогай-здесь, не-щупай-там». Тамошние откроют тебе все, что хочешь. Видел бы ты, что там происходило в любом овраге, яар, в темноте или под звездами.
Густад слушал скептически.
– В самом деле?
– Да говорю же тебе! Клянусь! – Диншавджи ущипнул себя за шею под кадыком, потом подмигнул Густаду и шутливо толкнул его плечом. – А ты хитрый шельмец! Я понял, что у тебя на уме! Приберегаешь Лори Кутино для себя, да? Ах ты шкодник!
Густад улыбнулся и принял его предложение мира.
II
Сориентироваться среди узких рядов и закоулков Чор-базара было нелегко. Откуда начать? Да еще столько народу вокруг – местные, туристы, иностранцы, охотники за сокровищами, коллекционеры антиквариата, старьевщики, праздношатающиеся. Чуть в стороне от людских водоворотов он остановился у маленькой лавчонки, торговавшей бывшими в употреблении штепсельными розетками и ржавыми гаечными ключами. На прилавке лежали и другие инструменты: плоскогубцы, молотки с шершавыми деревянными ручками, отвертки, рубанок и стершиеся напильники.
– Очень дешево. Высшее качество, – сказал хозяин лавки, взяв в руку молоток и несколько раз замахнувшись им, прежде чем предложить Густаду, который вежливо отказался от покупки. Продавец зачерпнул целую горсть отверток с разноцветными деревянными и пластмассовыми ручками. – Любые виды и размеры, – сказал он. – Очень дешево. Высшее качество. – Он протянул отвертки Густаду как букет.
Густад покачал головой.
– Почему сегодня так много народу? Что случилось?
– Базар случился, – ответил продавец инструментов. – Пятница – всегда большой базарный день. После намаза в мечети.
И тут Густад заметил среди инструментов нечто знакомое. Красные прямоугольные металлические пластины с отверстиями по краям. И зеленые перфорированные полоски.
– Это полный набор конструктора? – спросил он.
– Да, да, – радостно ответил мужчина. В один миг он высвободил детали конструктора из кучи инструментов и вручил их Густаду.
Стоило тому ощутить под пальцами металл, почуять запах ржавчины, исходивший от маленьких колесиков, стержней, скоб, – и минувших лет как не бывало. Он мысленно увидел мальчика, робко идущего за руку с отцом по этим рядам. Отец с энтузиазмом рассказывает ему об антикварных вещицах и раритетах, показывает, описывает, объясняет. Хозяева лавок зазывают его: мистер Нобл, посмотрите на эту вазу, она вам понравится, мистер Нобл, очень редкое блюдо, я его припрятал специально для вас, совсем недорого. И отец тихо шепчет ему на ухо: «Ты только послушай, Густад, этих мошенников». А мальчик говорит: «Папа, посмотри, какой большой конструктор!» Отец