Русич. Око Тимура - Андрей Посняков

Вечером, соврав Евдоксе – чтоб не беспокоилась, – что идет на прием к эмиру, Раничев вышел во двор и, вскочив на подведенного слугою коня, вороного иноходца, тоже подарок эмира, быстро поехал на окраину города. Небо над головой постепенно делалось все синее, спадала жара, все больше людей становилось на улицах, вышедших отдохнуть и пообщаться с друзьями после изнурительного полуденного зноя. На берегу реки, играя, бегали ребятишки, а чуть дальше, у городских ворот, лениво прохаживались тяжеловооруженные стражи. Проехав вдоль реки, почти параллельно которой располагалась вытянутая в длину махалля гончаров, Раничев, придержав коня, осторожно свернул в переплетенье узеньких улиц, поехал небыстро, временами спешиваясь и ведя коня под уздцы. Несколько раз оборачивался, стараясь, чтобы похожие на перевернутую репу купола Шахи-Зинды оставались точно за спиной. Вот где-то здесь уже и должен быть знакомый пустырь… однако что-то не видно. Ага! Здесь уже начали строить какое-то здание – возвели стены, украсили голубоватыми изразцами, осталось только подвести крышу… или купол. Мечеть, медресе или библиотека. Однако быстро строится Самарканд! Впрочем, ничего удивительного – со всех покоренных земель по приказу Тимура сгоняли сюда самых искусных ремесленников, в том числе и каменщиков, строителей, архитекторов.

Обойдя будущую мечеть – или медресе? библиотеку? – Иван вновь забрался в седло, обернулся, поискав глазами лазурные купола… Показалось вдруг, стремительно спрятались за мечеть какие-то люди в белых бурнусах. Разбойники? Не похоже. Те так не подставляются, да и нет их в столице, разве что отрубленные головы лиходеев украшают ограду дворца. Значит, показалось… Видно, местные жители торопились до закрытия попасть в чайхану. Пожав плечами, Раничев поехал дальше… Вот и кусты, чинара, куча мусора… И знакомый дувал! Вот она, Собачья улица, майхона огнепоклонника Тавриза. Сколько зависали здесь когда-то с Тайгаем!

Спешившись, Иван поправил расписной зуннар – пояс для неверных, постучал.

– Проходи, проходи, не беспокой зря правоверных, – неприветливо буркнул из-за калитки ломающийся мальчишеский голос.

– Э, Хасан, – вспомнив, как зовут слугу майхонщика Тавриза, рассмеялся Иван. – Так-то ты встречаешь старых знакомых! Что, дядюшка Тавриз уже умер?

– Да не умер. – Хасан поспешно распахнул дверь и, увидев Раничева, удивленно захлопал глазами. – Вах! Ибан, ты ли это?!

– Нет, я ужасный дух его, пришел за тобою! – состроил страшную рожу Иван.

Перепуганный служка, позабыв запереть дверь, с воплями бросился прочь.

– Вот дурень, – покачав головой, Раничев вошел во двор майхоны.

В отличие от фарраша-слуги, хозяин майхоны косматобородый толстяк Тавриз встретил Ивана радостно. Справившись о здоровье, похлопал по плечу, плеснул в пиалу доброго вина.

– За твое здоровье, Тавриз. – Раничев поднял чашу. Тавриз закивал, улыбнулся беззубым ртом. Выглядел майхонщик, надо сказать, не очень. Какой-то постаревший, забитый; видно было – словно бы угнетало его что-то, хоть и силился не показывать вида.

– Как девчонки, Юлнуз с Айгуль? – выпив вино, вежливо справился Иван.

– Да как обычно, – махнул рукой Тавриз. – Подались в степи с каким-то вельможей. Ох, прибьют их когда-нибудь, чует мое сердце! Греки про таких говорили – гетеры. Да и у самого майхону вот-вот прикроют, – наконец пожаловался он. – Совсем собираюсь съезжать – житья не стало от эмировых слуг. Ну пока пей, веселись… Налить еще вина?

– Лучше скажи, знаешь ли ты некоего Кара-Исфагана?

Майхонщик неожиданно расхохотался:

– Ты спрашиваешь, знаю ли я Черного Исфагана? Конечно, слыхал, как и все.

– Нет, – покачал головой Раничев. – Я бы хотел разыскать его, а перед этим узнать – что это за человек?

– Колдун, – отбросив улыбку, шепотом произнес Тавриз. – Ужасный омерзительный марабут – колдун и отравитель. Тебе что, приспичило отправить кого-то в лучший мир? Тогда да, Черный Исфаган вполне может помочь… но я не ручаюсь, что он не испытает на тебе своих мерзких колдовских чар. Вообще лучше б ты с ним не связывался.

– Ну это уж предоставь мне решить самому, – усмехнулся Иван. – Так ты покажешь мне его дом?

Майхонщик вздохнул:

– Конечно, покажу, коль ты просишь. Только будь с ним весьма осторожен и помни, Кара-Исфаган подл и хитер, как дюжина ифритов.

– Благодарю за предупреждение, Тавриз. – Раничев поклонился. – Так где мне его разыскать?

– Сейчас. – Выглянув во двор, хозяин громко позвал слугу: – Хасан! Хаса-ан! Да куда ж ты запропастился, ослиный хвост?

– Я здесь, дядюшка, – раздался голос Хасана откуда-то сверху. – На крыше.

– И что ж ты там делаешь?

– Боюсь, дядюшка!

– Боишься? И кого же?

– Дух Ибана, поклонника Исы, бродит по нашему саду!

– Сам ты дух, помесь ишака и обезьяны, – разозлился Тавриз. – Никакой это не дух, а наш дорогой гость. А ну слезай поскорей с крыши, подлое отродье шакала! Покажешь гостю дорогу в старый харабат. – Майхонщик обернулся к Ивану. – Хасан проведет тебя до трущоб, ну а там любой покажет. Да, забыл сказать: у Исфагана есть служанка, зинджка Зейнаб, про которую говорят, что она людоедка.

– Знавал я когда-то одну негритянку Зейнаб, – прошептал Раничев. – Неужто и в самом деле людоедка? Врут, поди, люди?

– Ну может, и не людоедка, – пожал плечами Тавриз. – Но отравительница, говорят, знатная. В этом деле заткнет за пояс самого Исфагана… Да ты слезешь когда-нибудь с крыши, Хасан?!

– Иду, уже иду, дядюшка.

Когда Хасан и следующий за ним с конем под уздцы Раничев достигли городских трущоб-харабат, уже совсем стемнело, и ринуться в жуткое месиво полуразвалившихся хижин мог бы, пожалуй, только сумасшедший, которому уж совсем недорога собственная жизнь.

– Пришли, – поежился слуга, указав на серебрившиеся в свете луны крыши. – Если ты хочешь встретиться с Исфаганом, иди сейчас, днем он никого не впустит.

– Ладно, посмотрим, – вспрыгивая в седло, кивнул Раничев и, положив руку на эфес сабли, медленно тронул коня.

Хасан посмотрел ему вслед, покачал головою и быстро пошел назад в майхону. Ему следовало поторапливаться – в заведении уже наверняка были посетители, а хозяин не любил, когда кто-нибудь отлынивал от работы. Вполне мог рассердиться и отвесить пару хороших затрещин, а то и вообще прогнать – и это было бы самое худшее.

Осторожно осматриваясь по сторонам, Иван верхом пробирался по узеньким улочкам, по обе стороны которых тянулись наспех залатанные развалины. Откуда-то тянуло дымком, вкусно пахло жареным мясом и лепешками – видимо, не все здешние обитатели были так уж бедны. Быть может, больше прикидывались? Улочка неожиданно расширилась и привела Раничева на небольшую площадь, посреди которой образовавшаяся толпа подростков с кувшинами азартно разбирала льющуюся из самодельного акведука воду. Акведук – длинный рукав из толстой пропитанной конопляным маслом ткани – уходил куда-то на крышу. Так-то вот и воровали местные людишки воду.