Змей и голубка - Шелби Махёрин

– Башню? – Он растерянно поморгал. – Но тут ты уже и так все видела. Спальни, подземелье, столовую…

– Ерунда, уверена, я видела не все.

Он нахмурился, но я не обратила на это внимания и вытолкнула его за дверь.

Только спустя еще час, изобразив интерес к конюшне, тренировочной площадке и двадцати трем кладовкам Башни, я наконец смогла притащить Анселя к металлической лестнице.

– А там что? – спросила я, твердо становясь на нее, когда Ансель попытался увести меня обратно к спальням.

– Ничего, – быстро ответил он.

– Ты совершенно не умеешь врать.

Он сильнее потянул меня за локоть.

– Тебе туда нельзя.

– Почему?

– Нельзя и все.

– Ансель. – Я выпятила губу, повисла на его хиленьком плече и захлопала ресницами. – Я буду хорошо себя вести. Честно-честно.

Он сердито посмотрел на меня.

– Я тебе не верю.

Я выпустила его руку и нахмурилась. Нет уж, я слишком много времени потратила на прогулку по Башне в компании этого подростка, пусть даже умильного, чтобы теперь сдаться.

– Ладно. Ты не оставил мне выбора.

Ансель с опаской посмотрел на меня.

– Что ты?..

Он замолк, когда я развернулась и кинулась вверх по лестнице. И хотя он был выше, я угадала верно – Ансель еще не успел привыкнуть к своему росту и ногами шевелил неуклюже. Он потопал за мной, но погоня вышла не слишком зрелищная. Когда Ансель разобрался, как переставлять ноги, я уже пробежала несколько пролетов.

Слегка поскользнувшись наверху, я с тревогой посмотрела на стражника-шассера, который сидел у дверей – а точнее, спал. Развалившись в шатком кресле, он тихо похрапывал и заливал слюной синий мундир. Я проскочила мимо него к двери и повернула ручку, чувствуя, как подпрыгнуло в груди сердце. Передо мной открылся коридор, вдоль которого в ряд шли двери. Но не из-за них я застыла как вкопанная.

Нет, все дело было в воздухе. Он витал вокруг, щекотал мне нос. Такой сладкий и знакомый… лишь с ноткой тьмы, скрытой в глубине. С гнильцой.

«Ты здесь, ты здесь, ты здесь», – шептал он мне.

Я усмехнулась. Вот она, магия.

Но усмешка быстро померкла. Если прежде мне казалось, что в спальнях холодно и неприветливо, то я ошиблась. Здесь было хуже. Гораздо хуже. Почти что… запретно. Приторный воздух был неестественно недвижен.

Тишину нарушил неуклюжий топот двух пар ног.

– Стой! – Ансель выскочил из дверей позади меня, споткнулся и врезался мне в спину. Стражника, который, оказывается, уже проснулся и оказался куда моложе, чем мне сначала показалось, постигла та же участь. Мы покатились кувырком, исторгая ругательства и размахивая руками-ногами.

– Поди прочь, Ансель!

– Я пытаюсь…

– Вы кто? Вам сюда нельзя…

– Прошу прощения! – Мы разом обернулись, услышав дребезжащий голос. Он принадлежал хрупкому, еле державшемуся на ногах старичку в белой рясе и толстых очках. В одной руке у него была Библия, а в другой – некое странное устройство, маленькое и металлическое с острым пером на конце цилиндра.

Оттолкнув обоих и вскочив на ноги, я стала судорожно придумывать, что сказать, как правдоподобно объяснить, почему мы затеяли драку прямо посреди… этого непонятного места. Но стражник меня опередил.

– Простите, ваше преподобие. – Он смерил нас обоих сердитым взглядом. На щеке у него отпечатался след воротника, а на подбородке высохла слюна. – Я не представляю, кто эта девушка. Ансель ее впустил.

– Я не впускал! – Все еще запыхавшийся Ансель возмущенно побагровел. – Это ты заснул на посту!

– Боже правый. – Старичок надвинул очки повыше на переносицу и сощурился, глядя на нас. – Так не пойдет. Совсем не пойдет.

Отбросив осторожность, я открыла рот, чтобы все объяснить, но меня перебил ровный знакомый голос.

– Они пришли увидеться со мной, святой отец.

Я изумленно застыла. Я знала этот голос. Знала лучше, чем свой собственный. Но он не мог звучать здесь, в самом сердце Башни шассеров, ведь его владелица должна была сейчас находиться в сотнях миль отсюда.

Темные лукавые глаза взглянули на меня.

– Здравствуй, Луиза.

Я улыбнулась в ответ, неверяще качая головой. Коко.

– Это весьма необычно, мадемуазель Перро, – прохрипел священник, хмурясь. – Посторонним не дозволено посещать лазарет без заблаговременного уведомления.

Коко поманила меня к себе.

– Но Луиза не посторонняя, отец Орвилль. Она – жена капитана Рида Диггори.

Коко обернулась к стражнику, который таращился на нее. Ровно с тем же выражением лица на нее смотрел и Ансель. Я едва сдержалась, чтобы не затолкать ему язык обратно в рот. Они ведь даже не могли разглядеть фигуру Коко под огромным бесформенным белым халатом. Более того, накрахмаленный воротник доходил ей до самого подбородка, а рукава – почти до кончиков пальцев, скрытых под белыми перчатками. Униформа не самая удобная, но вот маскировка – очень надежная.

– Как видите, – продолжила Коко, смерив стражника выразительным взглядом, – ваше присутствие здесь более не требуется. Могу ли я предложить вам вернуться на свой пост? Мы ведь не хотим, чтобы шассеры узнали об этом нелепейшем недопонимании, верно?

Дважды стражника просить не пришлось. Он выскочил за дверь и задержался лишь на секунду, переступив порог.

– Только пусть она распишется в журнале. – С этими словами он с заметным облегчением и негромким щелчком закрыл за собой дверь.

– Капитан Рид Диггори, говорите? – Священник подошел поближе и запрокинул голову, разглядывая меня сквозь очки. Они увеличивали его глаза до тревожно больших размеров. – О да, я слышал о Риде Диггори и его невесте. Стыдно, стыдно, мадам. Обманом вовлечь праведного мужчину в брак! Это совсем не по-божески…

– Отче. – Коко положила ему на локоть ладонь и посмотрела на него холодно. – Луиза пришла помочь мне сегодня… ради покаяния.

– Покаяния?

– О да, – добавила я, подыгрывая ей и бодро кивая.

Ансель стоял между нами с подлинным недоумением на лице. Я наступила ему на ногу. Отец Орвилль даже не моргнул, старый слепец.

– Позвольте мне искупить мои грехи, святой отец. Я бесконечно сожалею о своих деяниях и долго и усердно молилась, ища себе наказание поистине достойное.

Я вытащила последние деньги Архиепископа из кармана. Слава богу, отец Орвилль еще не заметил моих штанов. Если заметит, наверняка скончается на месте от сердечного приступа. Я сунула деньги ему в ладонь.

– Молю вас принять это скромное поднесение и смягчить мою кару.