Amore & Amaretti - Виктория Косфорд

Я смотрю, как он смешива ет несколько сортов сыра. «Уно сперименто» (эксперимент), — торжественно и загадочно заявляет он, натирает на терке дорогой сыр фонтина и свежий пекорино и смешивает их с горгонцолой, а затем всыпает горсть пармезана. Я спрашиваю, когда он придумал этот новый рецепт, и он говорит, что стоял утром в пробке и ему пришло в голову провести такой эксперимент. Он намазывает сырную смесь на готовую поленту и отправляет в духовку. А когда достает, на блюде запеклась шипящая золотистая корочка, и он подает его с острыми колбасками на гриле и свиной грудинкой. Разумеется, вкус у нового изобретения просто потрясающий. И я представляю, как Джанфранко сидит в своем огромном джипе где-то между Флоренцией и Спедалуццо, а в его голове мелькают рецепты, сочетания продуктов, идеи для меню. Разве можно не влюбиться в такого человека?

Урожай инжира собран. Огромное дерево в глубине нашего сада в этом году так обильно плодоносило, что мы не смогли собрать все ягоды. Они валяются повсюду, с лопнувшей шкуркой, обнажающей пурпурную сердцевину, исклеванную птицами, и гниют. Темными листьями инжира мы выкладывали подносы для закусок; я потеряла счет инжирным пирогам, что мне пришлось испечь за эту осень. Я по-прежнему гуляю по утрам, но пейзаж изменился, воздух стал чище и прохладнее, а над виноградниками висит пелена тумана; оливки наконец почернели. Весь виноград собран вручную приезжими рабочими из Африки.

Однажды утром задумываюсь о том, как многолика сельская природа; окружающий пейзаж постоянно меняется, и за каждым поворотом дороги открываются новые восхитительные картины; это напоминает мне стеклянные шарики со снегом внутри, которые встряхиваешь — и глядишь, как снежинки рассыпаются и складываются в новые узоры. Во время прогулок обдумываю, что буду готовить сегодня, какие изменения внести в меню. Мои мысли витают вокруг картофельных ньокки, соуса с кусочками ягненка, салата из спельты и белых грибов со стружкой из черных трюфелей, на днях привезенных Марио. Из белых грибов можно сделать «шелковистый» соус для тальятелле. Наверное, нужно будет сварить еще минестроне, добавив в него пеполино — дикорастущий тимьян. Мы подаем феттунту[15] с цикорием и бобами тосканелли в ароматном чесночном соусе, полив хорошим маслом; риболлита, разновидность минестроне, в которую для густоты добавляют черствый хлеб, булькает на плите и становится плотной, как крем. В моем списке и мой любимый соус из бычьих хвостов, с кусочками дикого кабана.

Феттунта аль каволо неро (чесночные гренки с тосканской черной капустой)

Отделите листья черной капусты от стеблей, опустите в кипящую подсоленную воду и отварите почти до готовности. Слейте воду и отожмите листья. Поджарьте на гриле кусочки деревенского хлеба, натрите чесноком с обеих сторон. Полейте гренки оливковым маслом первого отжима и разложите сверху капустные листья, посыпьте свежемолотым черным перцем и еще раз полейте маслом. Подавайте горячими.

Созрели каштаны. По всей Флоренции стоят жаровни, на которых их обжаривают и продают в кулечках из бумаги. Вито делится своим любимым способом приготовления каштанов: он отваривает их в скорлупе с фасолью сорта борлотти и небольшим количеством угля — по его утверждению, это помогает избавиться от кислого привкуса. Затем мякоть просто высасывают из скорлупы. Весь следующий месяц, говорит он (с грохотом доставая кастрюли из посудомоечной машины и развешивая на крюках над духовкой), каштаны будут есть во всех видах, и наконец наступит день, когда эти каштаны будут уже у всех в печенках. Еще он рассказывает, что в это время года кролики жиреют, потому что питаются каштановой мякотью, — и я мечтаю о вкусной крольчатине, взращенной на каштанах.

Однажды вечером убегаю с кухни в слезах — виной тому отчасти ПМС, отчасти выволочка, которую нам с Альваро устраивает Игнацио по поводу работы на воскресном обеде. (Джанфранко не было, Альваро напился, а я была вынуждена работать за двоих, и в результате Игнацио нам обоим всыпал по первое число за то, что мы не помогали Вито.) Сажусь на неприбранную кровать. Мне обидно оттого, что меня не понимают, не ценят, к тому же я ужасно устала, и вдруг раздается стук в дверь. Это Вито, он принес тарелку горячих каштанов. Чувствую себя ребенком и съедаю целую тарелку в темноте, дрожащими руками; мне сразу становится лучше.

A chi ha fame è buono ogni pane.

У голодных не бывает невкусного хлеба.

Минимум раз в неделю во второй половине дня я сажусь на автобус и еду в Грев, прихватив мешок с грязным бельем. Я бесцельно брожу по улицам, разглядываю открытки в сувенирных магазинах, прислоняюсь к витрине знаменитой мясной лавки «Фалорни», выбираю сыр в магазине деликатесов и сижу с кружкой пива в кафе на главной площади. Однажды Вито вызывается поехать со мной. Мы гуляем по городу, по усыпанному падающими листьями мосту над темными стоячими водами, едим мороженое, за которое заплатил он, и почти не разговариваем. А потом Вито выкидывает совершенно невероятный крендель — спрашивает, не подарю ли я ему un bacino, маленький поцелуй. Я тут же вспоминаю Лоренцо из Флоренции. На секунду я словно цепенею, пораженная своей неспособностью разглядеть истинные причины человеческого поведения. Пытаясь побороть шок и отвращение, обращаю его просьбу в шутку, неуклюже, как подросток, отговариваясь тем, что ценю нашу дружбу. И точно так же, как мой отказ обидел Лоренцо, обижает он и глупого старика Вито, который тут же превращается в буку. Атмосфера дружеской прогулки испаряется бесследно, и мы идем к автобусной остановке в тишине, полной взаимных упреков. Я чувствую себя абсолютно несчастной, а Вито, который сидит рядом со мной в автобусе, отвернувшись в другую сторону, источает волны ненависти каждой клеткой своего существа.

С этого дня наши отношения меняются навсегда. На кухне он теперь никогда не смотрит на меня и не разговаривает со мной, и это продолжается до конца моего пребывания в Италии. Рассказываю Альваро о случившемся; ему это кажется забавным, но он почему-то никогда не задерживается на кухне, когда мы с Вито оказываемся там вместе и работаем молча, в атмосфере враждебности. Я жду удара в спину. Начинаю бояться оставаться с Вито наедине, особенно когда приходится относить очередную порцию испачканных тестом кастрюль ему в раковину. Он огрызается, матерится и с грохотом бросает кастрюли в раковину, вполне отчетливо бормоча, что его достал свинарник, который я вечно устраиваю со своими «долбаными пирогами».

Меня до смерти пугает агрессия в его голосе и жестах. Пугает до такой степени, что я сама начинаю мыть заляпанные шоколадом миски, кастрюли с пленкой заварного крема и липкие формы для выпечки, прежде чем отнести их на его территорию. На него это не производит впечатления, и он по-прежнему с презрением плюет в мою сторону. Наконец не нахожу другого выхода, кроме как рассказать обо всем Джанфранко. В отличие от Альваро, тот относится к делу серьезно, хотя я вижу, что этот случай для него — просто очередная досадная мелочь. Я тут же начинаю уверять его, что не так уж это страшно, хотя на самом деле это он сейчас должен меня успокаивать.