С высоты птичьего полета - Сьюзен Кельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Профессор, а что это все…?
Но закончить фразу он не смог, Хельд пришел в ужас при виде этой сцены. Бросившись на Майкла, он зло закричал:
– Да как ты смеешь!?
Он схватил скрипку и футляр с колен Майкла, собрал разбросанные по полу вещи и бережно сложил их обратно в сундук.
– Сними это! – рявкнул он на Майкла, который все еще сидел, смешно напяливший на себя свадебную фату.
Майкл покорно снял ее и посмотрел на Йозефа. И предпринял еще одну попытку спросить:
– Что все это значит?
Профессор резко оборвал его:
– Не твоего ума дело, вот что.
Впервые Майкл услышал боль в его голосе. И эта боль была осязаема.
– Простите, профессор. Я не подумал. Я не знал.
– Ну, конечно, ты ничего не делал, – ответил Хельд, плотно закрывая крышку сундука и запирая замок. – Подумал, можешь ли взломать мой запертый сундук?
Майкл чувствовал себя ужасно.
– Я сожалею. Я не хотел. Я не знал.
– Это ее… – Хельд сделал паузу, потом поправил себя: – Это мое личное. – Его трясло, он весь побелел от ярости.
– Я не знал, что вы женаты, – тихо ответил Майкл.
Хельд посмотрел на него:
– Моя жизнь тебя не касается.
И хотя Майкл ощущал себя виноватым из-за взломанного сундука, эти слова были восприняты как пощечина, даже предательство. Каждый день в течение двух лет они разговаривали, и он предполагал, что Хельд всегда был холостяком.
– Почему вы никогда не рассказывали мне?
– Ты не имеешь права на мою жизнь! Ты не имеешь права…
Внезапно раздался громкий стук в парадную дверь. Они оба вздрогнули, и Хельд торопливо спустился с чердака. Майкл тихо выключил свет и радиоприемник, закрыл дверь на чердак, и остался в темноте, наедине со своими бушующими чувствами и прошлым Хельда.
Йозеф помчался вниз по чердачной лестнице, положив стопку книг для Майкла на одну из ступенек. Внизу после двух глубоких вдохов он открыл дверь. На пороге стояли Ингрид и Генрих. Хельд старался взять себя в руки, но его чувства, сердце и мысли полностью занимало прошлое. Запертый на чердаке. Увидеть ее вещи. Ее скрипка так много значила для него.
Должно быть, Ингрид что-то прочла на его лице:
– С тобой все хорошо, дядя? – озабоченно спросила она.
Йозеф не мигая смотрел на нее.
– Да, да, – ответил он. И после небольшой паузы добавил: – Входите, входите… – он мог только надеяться, что его приглашение удержит ее от дальнейшего расследования.
Он оглядел улицу: не заметили ли соседи машину. Теперь, он был уверен, они точно поверят, что он симпатизирует нацистам. Закрывая дверь, он думал, как продолжать притворяться перед племянницей и переключиться с сильного внутреннего волнения на общение с ними.
К счастью, Ингрид заполнила паузу. Обхватив его руками, она восторженно прижала его к себе:
– У нас замечательные новости, дядя!
Йозеф кивнул и провел их в гостиную. Ингрид уселась на единственном диване, а Генрих встал у камина.
– Я закурю, вы не против? – спросил он.
Хельд одобрительно кивнул.
– Схожу за пепельницей.
На кухне он шумно открывал и закрывал шкафчики, притворяясь, что ищет пепельницу, а на самом деле просто переводил дух и успокаивался. Все в нем кипело и клокотало. Ее фотография в руке Майкла унесла его в те времена, о которых он и думать забыл. И вот теперь она здесь, рядом с ним, в каждом углу ее призрак, музыка, что он не услышит и не сыграет, ее смех, ее глаза, ее нежные руки на его лице…
Отыскав пепельницу и схватив ее, он заметил, как дрожит его рука. И прежде, чем вернуться в гостиную и передать ее Генриху, он еще раз сделал глубокий вдох.
– Итак, какие у вас новости?
Ингрид восторженно вскочила:
– Мы собираемся пожениться!
Хельд тяжело опустился на стул и попытался переварить услышанное. Она имела в виду, что собирается стать женой нациста? Что он породниться с нацистом? Хватит с него и того, что она с ним встречается. Разумеется, она же не собирается и дальше унижать себя. Он только и смог выдавить в ответ:
– О, – и осознав, что это невежливо, встал и протянул руку Генриху: – Мои поздравления.
– У нас есть шампанское, – объявила Ингрид. Хельд только заметил бутылку в руках Генриха. – Давайте откроем ее и отпразднуем хорошенько.
Йозеф кивнул и пошел обратно на кухню, а они последовали за ним, рассказывая на ходу, шутя и посмеиваясь, историю, как Генрих сделал предложение.
– Это было так романтично, – выпалила Ингрид. – Генрих повел меня в дорогой ресторан, а потом на чудесную прогулку вдоль канала, где и попросил выйти за него.
– Фюрер поощряет семейные ценности, а ваша племянница угрожала бросить меня, если между нами не будет взаимопонимания. А я привык к тому, что женщина заботится обо мне, – безэмоционально ответил Генрих.
– Ты же сам сделал предложение, – застенчиво ответила Ингрид. – Я просто подтолкнула тебя к нему.
Слушая вполуха, Йозеф кивнул, в животе у него все сжалось. В то время, как еда и развлечение были последними, о чем думало большинство людей, это излишество являлось оскорблением приличия. Он полез в сервант в поисках бокалов. Погруженные в свой собственный мир, ни Генрих, ни Ингрид, казалось, не замечали его терзаний.
Как только он вернулся с бокалами, Генрих сильно хлопнул его по спине:
– Ну, что теперь мы одна семья, дядя Йозеф, – торжествующе произнес он.
Йозеф застыл как вкопанный, сглотнул и тихо повторил:
– Семья.
Они разлили шампанское, и Генрих взял бокал, чтобы сказать тост:
– За семью и за нашу победу в этой войне, чтобы мы все жили счастливо, – сказал он, высоко поднимая бокал. Свою мысль он закончил словами: – Хайль Гитлер.
– Хайль Гитлер, – повторила за ним Ингрид.
Йозеф что-то пробормотал в свой бокал и быстро отпил, прежде, чем станет заметно отсутствие у него энтузиазма.
Ингрид порхала на кухне.
– Как только закончится война, мы устроимся в Германии и родим прелестных деток, – ворковала она.
Генрих смутился:
– Ладно, не будем забегать вперед, – сказал он.
Йозеф отметил его странный взгляд, впервые он увидел, как что-то омрачило лицо этого напыщенного, высокомерного человека.
Пока Йозеф пытался разгадать это выражение, Ингрид продолжала щебетать:
– Разумеется, дядя, ты поедешь с нами и будешь жить с нами.
Йозеф чуть не поперхнулся своим напитком.