Средство против шарлатана - Кэролайн Роу

— Мне тоже холодно, — сказала Мириам.

— Идем со мной, — позвала мать. — Рахиль, внеси птиц в дом. Кажется, будет дождь.

Не успела Рахиль преодолеть и половину каменных ступеней, как на небе сверкнула молния и разразилась буря. Дождь хлынул шумящим потоком, заливая вымощенный камнями двор и заглушая слова. Выбежали слуги и принялись заносить вещи в дом.

— Видите, — произнесла Юдифь, ни к кому в особенности не обращаясь, — погода переменилась. Она поторопила близнецов и направилась к лестнице. — Скоро зима.

Убрав клетку, Рахиль поспешила во двор, чтобы помочь.

— Мама, еще рано, — возразила она, словно ее мать обладала силой приблизить зиму. — Хорошая погода еще постоит. Ярмарка даже не началась.

— На ярмарку всегда бывает холодно.

— Неправда, — возразила Рахиль, и они пререкались всю дорогу до столовой, где уже горел поспешно разведенный огонь, а Наоми, словно по волшебству, внесла блюдо из горячей, приправленной специями молотой баранины в форме приплюснутых шариков в густом соусе из нарубленных оливок и отваренных на медленном огне осенних овощей.

— Это на завтрашний вечер, — оправдываясь, произнесла она, как будто кто-то возражал, — но вам нужно согреться.

К вечеру дождь прекратился так же внезапно, как и начался, оставив после себя ярко-голубое небо, холодный воздух и порывистый ветерок. Исаак взял у Юдифи теплый плащ и отправился во дворец епископа.

— Что касается смерти юношей, то мне удалось кое-что узнать, но я услышал несколько крайне печальных и вместе с тем занимательных вещей, Ваше Преосвященство, — начал Исаак. — Поэтому я решил зайти, справиться о вашей подагре и сообщить вам новости.

— Сейчас я больше страдаю от ярости и любопытства, нежели от подагры, Исаак, — ответил Беренгер. — Мой злосчастный палец меня больше не беспокоит. И я опять могу натянуть башмаки с быстротой юного рыцаря. Но вести из города приходят неутешительные. — Он помолчал. — Об этом позже. Сперва расскажи мне, что ты узнал.

— Я выяснил, что Аарон страстно стремился к знаниям. Не очень-то похвальное стремление для сына Моссе. Он печет прекрасный хлеб, но не интересуется книгами. Брат Аарона рассказал мне, что юноша посещал заведение Мариеты, чтобы взять там по крайней мере один урок по теологии и другим наукам, а возможно, и больше.

— Мариеты? Изучать теологию? Исаак, они над тобой смеются.

— Я тоже так сперва подумал, господин епископ. Я знаю, кто такая Мариета, и что у нее за заведение. Но молодой человек клянется, что его брата не снедала чрезмерная страсть к женщинам…

— Он так сказал? Но Мариета помогает удовлетворить и другие страсти.

— Знаю. Похоже, Даниил об этом не ведал, хотя он очень осторожен. Но как я уже говорил, он клянется, что все страсти Аарона лежали в области разума. Поэтому в доме Мариэты он искал не красивую спутницу, а великого волшебника, чужого в этом городе, который мог научить его всему тому, чего он не знал.

— Этого Гиллема де Монпелье, — задумчиво протянул епископ.

— Полагаю, так.

— Наверное, ты прав, если только Мариета не приютила целую ораву магов. Я отправлял к ней двух своих людей, чтобы они все как можно аккуратнее разузнали об этом Гиллеме. И первое, что им удалось выяснить, это то, что он вне сферы полномочий совета. Не слишком утешает. Но конечно же он находится в сфере моих полномочий.

— Тут нам повезло, — задумчиво произнес Исаак. — Кажется, у него не очень почтенные друзья. Хотя мы должны быть снисходительны и помнить, что жизнь может быть сурова даже к самым ученым людям, если они не имеют положения в обществе и могущественных друзей, которые могли бы их защитить.

— Верно, — согласился епископ, у которого было и то, и другое с девяти лет, когда из нежных материнских рук он попал в более жесткие руки матери Церкви. — Но несмотря на все, этот человек начинает меня раздражать. Он яростно отрицал тот факт, что когда-либо разговаривал с Лоренсом.

— Неужели? И отрицал то, что предлагал давать уроки доверчивым юношам?

— Не совсем. Он признался, что время от времени упоминал о подобных предметах перед лицом заинтересованных слушателей и даже принимал подаяние от милостивых. Тут нет ничего противозаконного. Но то, что слышали стражники, можно вполне назвать проповедью, а этот Гиллем прекрасно понимает, что у него нет на нее разрешения. Это довольно серьезное обвинение, которое должно его насторожить.

— Но он утверждает, что не давал уроков у Мариеты?

— Не совсем так. Гиллем сказал, что люди действительно ищут его и задают вопросы, на которые он рад ответить, но он не помнит имени каждого, кто приходил к нему. — Епископ замолчал и нервно забарабанил пальцами по деревянному столу. — Я попросил пока не очень сильно на него давить. Не хочу спугнуть и еще не готов требовать его ареста. Но у моих людей сложилось впечатление, что этот Гиллем так и источал чувство вины. Мы должны что-то предпринять.

— Верно, Ваше Преосвященство. Он виновник нездоровых настроений в городе.

— Согласен. Даже если он не имеет прямого отношения к смерти этих трех юношей, он все равно обманщик, маг, человек, играющий с разумом и верованиями несчастных невинных людей. Если я не смогу привлечь его к суду за эти преступления, я позабочусь о том, чтобы его изгнали из моей епархии. — Беренгер глубоко вздохнул. — Нельзя позволять гневу превращать себя в неучтивого человека. Я тебя перебил, друг мой. Что еще тебе удалось узнать? — мягко осведомился он.

— Есть кое-что еще, о чем я собирался поведать вам три дня назад, Ваше Преосвященство.

— Три дня назад? — удивился Беренгер.

— Да. Возможно, я слишком долго думал, но, уверен, вы меня поймете, когда я расскажу все по порядку. Один из моих пациентов сообщил мне, что неизвестный обвинил его в смерти Марка, сына ткача Рамона, которая наступила посредством колдовства при помощи неизвестной женщины.

— Кто твой пациент?

Исаак замолчал.

— Вы поймете мое затруднение, Ваше Преосвященство. Согласитесь, это серьезное обвинение, которое может быть выдвинуто в суде официально. Он не дал мне разрешения об этом говорить.

— Он тебе запретил?

— Нет, Ваше Преосвященство. Но делать вывод на основе его согласия, что я могу поведать обо всем вам…

— Ах, Исаак, ты поразительно совестливый человек.

— Я получил от него позволение довести до вашего сведения первые угрозы ему и его семье, угрозы причинить им вред посредством колдовства.

— Честное слово, мой друг, клянусь, я не воспользуюсь твоими словами и доверенным мне знанием против обвиняемого человека, Исаак. Только в отношении его обвинителя, если у меня будут на то основания. Твой пациент из квартала?

— Нет, Ваше Преосвященство, он принадлежит к вашей пастве. Верный прихожанин. Его имя Понс Мане.