Средство против шарлатана - Кэролайн Роу

— Но, милая моя, ей всего десять лет, — возразил Исаак.

— Глупости! Моя мать была обручена в шесть, и жила счастливо, как большинство женщин.

— Но сейчас так почти никто не делает.

— И разве кто-нибудь в общине стал от этого счастливее? Появилось ли больше хороших семей и послушных детей, нежели было во времена наших родителей?

— Не знаю, милая. Мне известно лишь одно: я взял тебя в жены, потому что полюбил твой пылкий нрав, силу и красоту, а мои родители могли бы выбрать для меня совсем другую девушку. Которая выросла бы холодной, слабой и беспомощной.

Юдифь ничего не ответила.

Когда они подошли к воротам, Исаак внезапно остановился и прислушался. Позади них раздались гулкие шаги.

— Кто это, милая? — спросил он. — Похоже на…

Юдифь обернулась и встревожено взяла Исаака за руку.

— Это Даниил, муж. Я боюсь за Эсфирь. Наверное, ей стало хуже.

Бледные щеки Рахили залил румянец, и она плотнее натянула на лицо накидку.

— Господин Исаак! — позвал старший сын пекаря. — Прошу вас на одно слово.

— Что-то с твоей матерью? Меня хотят видеть? — Исаак повернулся и собрался идти обратно.

— Нет, господин Исаак. Она выпила немного бульона, который ей принесла госпожа Юдифь, и спокойно уснула. Я очень признателен вам за доброту. — Даниил поспешно продолжал, не дав Исааку и Юдифи время ответить. — Я попросил служанку приглядеть за ней, а сам пошел за вами.

— Тогда нам будет удобнее говорить в доме у огня, — заметил Исаак. — Проходи.

— Спасибо, господин Исаак, — ответил юноша, и проследовал за ними во двор и вверх по лестнице в общую комнату. Юсуф проскользнул в библиотеку, а остальные вежливо заняли свои места.

Юдифь быстро удалилась на кухню позаботиться об угощении. Рахиль порозовела и, неловко извиняясь, последовала за Юсуфом, чтобы предложить помощь, которая ему вовсе не была нужна.

— И о чем же ты хотел поговорить со мной? — спросил Исаак, когда они остались одни. — Это касается матери?

— Нет, господин Исаак. Сейчас я за нее спокоен.

— Твой отец? Полагаю, он был очень расстроен.

— Отец очень меня тревожит. Он никогда не был терпеливым, жизнерадостным человеком, господин Исаак, но в последние недели его нрав становился все круче. Стоит мне прийти, он впадает в ярость.

Мать не в силах этого вынести и убегает в комнату. Весь удар достается Саре и ученику, но отца стали бояться даже мальчик и несчастная маленькая служанка. Опасаюсь, что ни вы, ни кто-либо другой не в силах умерить его гнев.

— Странная причина прихода к врачу, Даниил, — сухо заметил Исаак. — Сказать, что он не может тебе помочь. Но, возможно, ты ошибаешься. Ты спрашивал себя, почему твой отец так гневается?

— Не сомневаюсь, что он скорбит по Аарону, — ответил Даниил.

— Я так не думаю. Или его скорбь не так уж и сильна. Боюсь, твой отец допустил ту же ошибку, что и ты. Он чувствует себя виноватым в смерти сына из-за…

— Из-за того, что отослал меня из дома?

— Да. Однако лишение старшего сына того, что принадлежит ему по праву, не всегда приводит к смерти младшего, Даниил. Смерть Аарона была странной, но она не имела отношения ни к тебе, ни к твоей семье. Двое других юношей, друзья твоего брата, скончались так же.

— Друзья моего брата? Какие друзья? И они оба мертвы?

— Да, у твоего брата были друзья, хорошие друзья, хотя он изо всех сил старался скрыть их от тебя. Юноши, чьи семейные обстоятельства значительно отличались от ваших. Они оба были христианами, один — сын ткача, работал в мастерской отца, а другой — студент семинарии. Они умерли не потому, что ты стал наследником дяди. Скажи мне, — вдруг попросил Исаак, — твой брат не получал письма незадолго до смерти? Пугающего письма?

— Нет. Мне об этом неизвестно. Возможно, моя мать или служанка знают. Если хотите, я у них спрошу.

— Если это неизвестно тебе, Даниил, сомневаюсь, чтобы они что-то знали. — Исаак поднялся, чтобы проститься с молодым человеком.

— Господин Исаак, прошу вас, — продолжал Даниил, тоже вставая. — Еще одно слово. Вы спросили меня, зачем я пришел к вам, и теперь все это кажется таким незначительным, что мне стыдно отнимать у вас время. Но вы хотели знать, о чем мы беседовали в последние несколько недель или месяцев. Аарон много рассказывал мне о великом маге, ученом-чужеземце, который сильно поразил его мудростью и знаниями. Он говорил, что пару раз заходил к Мариете, чтобы послушать, как тот читает лекцию по теологии.

— В публичный дом Мариеты?

— Полагаю так, — встревожено ответил Даниил.

— Ты уверен, что он не шутил? Что ходил к Мариете не в поисках удовольствий?

— Нет, — твердо произнес Даниил. — Это невозможно. Только не Аарон. Господин, вы должны мне верить. Аарон был аскетом. Он отвергал удовольствия…

— Отнюдь не все. Он много времени проводил в таверне Родриге, где пил вино и беседовал со своими друзьями.

— По крайней мере женщины его не интересовали. Я знаю, что мужчины часто лгут на этот счет, особенно своим родным, но мы много беседовали. Кажется, Аарон не обращал на женщин внимания, а не просто боролся с искушениями, порой побеждая, порой проигрывая, как большинство из нас. Его злило, что мама постоянно хотела женить его, чтобы он успокоился, как будто он был быком, которого необходимо холостить, потому что тогда он будет покорно тянуть плуг.

— Должно быть, он был несчастлив, — задумчиво проговорил Исаак. — Но это не имеет отношения к тому, что он стал наследником своего отца, а не дяди.

— Я не понимаю вас, господин Исаак.

— Возможно, это и к лучшему. Наверное, я и сам не понимаю себя.

Вечером в таверне Родриге, Рамон, уже сильно захмелевший, выпил очередной стакан вина и приготовился снова начать свою историю. По мере того как росла его известность ввиду ходивших по городу невероятных слухов, менялась и его привычка пить. Вместо маленького стакана вина с соседями в захудалой таверне на улице он теперь проводил вечера за немало приукрашенными рассказами о смерти своего сына, собирая все больше слушателей, желающих узнать жуткую и скорбную историю.

— И вот я услышал, как она постучала в дверь, — начал Рамон, промочив горло солидным глотком лучшего вина Родриге. — Было поздно, и я уже собирался ложиться. Стояла темная, ветреная ночь — ночь преступлений и колдовства.

— Кто же стучал? — спросил незнакомец, единственный в зале, кто не слышал этой истории. Остальные посетители таверны уже давно перестали обращать на Рамона внимание.

— Женщина в черном, высокая, лицо скрыто под накидкой, и я его не видел. Но судя по походке и голосу, она была красивой и злой. В ее голосе было что-то зловещее.