Кровоцвет - Кристал Смит

Двадцатифутовая стена выстроилась в идеальную линию с самим краем обрыва, расположенным на головокружительной высоте. Прямо под нами ревел водный поток, устремлявшийся вниз по краю скалы и исчезавший в темной полосе леса у ее основания. За ним мелькали мягкие огни города. Единственное, что возвышалось над нами, – это мрачная и одинокая башня. Мое сердце забилось чаще.

– Аклев знал, что, возведя стену, он защитит нас от дождя, но он не хотел полностью лишить нас свежей воды. Ворота должны были оставаться единственными способами попасть в город, поэтому… он использовал толщу самой скалы. Проделал в ней отверстия, достаточно большие для того, чтобы пропускать воду, но слишком маленькие, чтобы поставить под угрозу устойчивость горы или чтобы по ним в город могли пробраться правонарушители. Итак, что ты думаешь?

Мы решили, что слишком рискованно произносить столь серьезное заклинание под самими Высшими Вратами, когда вокруг так много людей, и потому я предложила использовать ту часть стены, где встреча с возможными свидетелями была менее вероятна. Теперь, глядя вниз с ужасающей высоты, я подумала, что, наверное, лучше было бы смириться с присутствием зрителей.

Нервно сглотнув, я кивнула.

– Придется это сделать.

Ксан снял со спины мешок и достал из него предметы, необходимые для проведения обряда. Мел. Чашу. Фонарь. И, наконец, прядь с гривы Фалады, которая снова стала серебристо-белой, отделившись от тела лошади и тем самым избавившись от моего заклинания маскировки.

Ксан взял мел и быстрым уверенным движением нарисовал на камне трехконечный узел-трилистник, который я теперь узнавала благодаря полной версии Compendium. Когда он закончил, я сбросила башмаки и босиком встала в его центр – осторожно, чтобы не стереть линии.

Глубоко вздохнув, я сказала:

– Мне нужен нож.

– Я об этом позаботился. – Ксан извлек из нагрудного кармана что-то похожее на миниатюрный кинжал. От рукояти до кончика лезвия нож был как раз длиной с мою ладонь. Надписи на футляре были неразборчивы, но в центре орнамента я разглядела другой трилистник. Ксан снял футляр, и я с изумлением обнаружила, что лезвие у ножа стеклянное, а не металлическое.

– Это луноцит, – объяснил Ксан. – Погружается в песок и нагревается как стекло. Однако в отличие от стекла, – он взял нож, ударил им по каменной стене, и нож отскочил от нее с громким тинг! – охлажденный луноцит не разобьется. – Он передал его обратно мне. – Такие ножи раньше выдавались членам триумвирата Ассамблеи. Этот нож принадлежал самому Аклеву. Я подумал, что если уж мы собираемся усилить его заклинания, нам не помешает использовать для этого и его нож.

– Острый, – сказала я, потрогав кончик лезвия пальцем. На коже выступила капля крови. – Очень острый.

– Верно, – сказал он, достал носовой платок и вытер мне палец. – Так что будь осторожна.

– Осторожна? – фыркнула я. – Через несколько минут я пролью куда больше крови.

– Да, – ухмыльнулся он. – Нам нужна твоя кровь. Постарайся не тратить ее понапрасну. Вот. Позволь-ка мне.

Он взял нож и поднял его ровно над моей ладонью. Чистое лезвие сверкало в тусклом лунном блеске, рассеивая по моей коже похожие на созвездия шарики света.

– Ты неправильно делаешь, – сказал он. – Ты режешь слишком глубоко, слишком широко – на коже могут остаться шрамы или откроются раны. Надо вот так.

Он проделал быстрое, резкое движение, чтобы показать, как надо, и вернул нож мне. Глядя из-под упавшей на лоб пряди волос, он объяснил:

– Я вырос, наблюдая за тем, как это делает Саймон. – Он помолчал. – Твой метод очень болезненный. Поверь: я бы никогда не попросил тебя об этом, не будь я уверен в том, что оно того стоит. Ты спасаешь жизни, Эмили. Жизни людей.

Наши взгляды встретились.

– Понимаю, – искренне ответила я. – Я очень хорошо тебя понимаю.

Затем я сделала надрез легким и очень осторожным движением, действуя, как показал Ксан, и почувствовала, как по мере того как вытекающая кровь приглушала сияние лезвия, во мне начали нарастать сила и боль.

Ксан бережно забрал нож из моей правой руки и вместо него положил мне в ладонь чашу, повернув мой кровоточащий кулак так, чтобы он оказался прямо над ней. Когда первая капля коснулась металла, этот звук отозвался во мне звоном колокольчика, но через секунду он превратился в вой. Через три секунды он стал криком, таким высоким и пронзительным, что я подумала, что клетки моего тела от него лопнут. Но сквозь боль я слышала голос Ксана, четкий и спокойный.

– Последняя возможность отступить. Ты уверена, что готова? Уверена, что справишься?

– Я изучила все книги. Именно так это делал Аклев. Я уверена.

Он кивнул.

– И каково это – спасать мир? Что ты при этом чувствуешь?

Я нервно ответила:

– Потом расскажу. Прочти заклинание, которое я тебе дала, слово в слово, делая паузы так, чтобы я могла повторить каждую строчку. – Уилстайну, возможно, заклинания были и не нужны, но я не хотела рисковать. – А в конце подожги в чаше волосы лошади и кровь.

Он зажег спичку и прочел первую строчку.

– Divinum empyrea deducet me. – Божественная Эмпирея, направь меня.

– Divinum empyrea deducet me.

Его спичка зависла над чашей.

– Hic unionem terram caelum mare. – Жар переходил из чаши к кончикам моих пальцев, где превращался в булавочные уколы, которые будто почесывали меня под кожей. Внутри чаши кровь сгустилась вокруг пряди из гривы Фалады.

– Продолжай, – сказал Ксан. – Nos venimus ad te dedi te in similitudinem. Мы пришли к тебе с предложением по подобию твоему.

– Nos venimus ad te dedi te in similitudinem. – Булавочные уколы превратились в острые осколки стекла, впивающиеся в мои вены. Они ходили по кругу в моей голове, спустились по горлу, проникли внутрь сердечных клапанов и вышли из них, а потом с криком спустились по моим ногам и вышли из ступней в стену. После этого начался рост. Как будто я выбралась из своей кожи и скелета и превратилась в круг света.

– Magnifico nomen tuum, et faciem tuam ad quaerendam. Восхваляю имя твое и ищу твоего расположения.

Я с трудом произносила слова. Я едва ощущала себя. Мне было трудно понять, какими частями тела нужно шевелить, я не чувствовала ни рта, ни губ, ни языка, которым нужно было ворочать. Ветер бешено хлестал по стене, как во время урагана, и я подчинила его себе, подчинила себе воздух, чтобы создать требуемые звуки. Magnifico nomen tuum, et faciem tuam ad quaerendam. Это был не мой голос, а печальный свист ветра.

Ксан опустил спичку в чашу, осветив ее содержимое вспышкой. Я почувствовала, как мощь раскаленного добела пламени поднялась и присоединилась к ветру, закручиваясь в горящую колонну и вырезая на небе круг.