Тайные сомнения - Карен Робардс

Светило яркое солнце, отражаясь бликами на поверхности моря, дул теплый, свежий ветер, разноцветные птицы кружили над головой, поражая яркостью и красотой оперения. Здесь были краснокрылые попугаи, попугаи лори всех цветов радуги, какаду с желтыми хохолками. Как он завидовал им! Картина безоблачного счастья, свободы сводила с ума!

Доминик оглушил охранника, стоявшего неподалеку от него, даже не заботясь, убил его или нет, и бросился к борту, надеясь прыгнуть в море. Конечно же, его поймали. Землевладелец уже заплатил, сумма, должно быть, довольно приличная. Капитан решил не портить внешний вид товара, Галагер отделался несколькими пинками и зуботычинами. Но потом Эдвард Маркхэм отказался взять его…

Лишившись двойной выгоды, капитан буквально взбесился. Можно не сомневаться, Фарли вспомнил о первоначальном договоре, заключенном им еще в Англии, он обещал, что Доминик Галагер обязательно заболеет. Понятно, что они надеялись на его смерть. Доминик вздрогнул, вспоминая, как с него сорвали рубашку, привязали к перекладине… Стоило ли восстанавливать мучительные детали бесчеловечных побоев?..

Его спасла Сара. Он почти потерял сознание, но все-таки услышал мягкий голос, он принадлежал женщине, которая пришла к нему на помощь. Девушка встала между ним и палачом. Тогда его восхитило ее мужественное поведение. Большинство особ женского пола принялись бы визжать, падать в обморок и вряд ли бы так открыто воспротивились бесчувственному экипажу, состоящему из жестоких морских волков. Она сделала это ради спасения жизни избитого больного незнакомца. Когда по настоянию девушки его отвязали, хотелось встать перед ней на колени и поблагодарить за спасение шкуры, несмотря ни на что оставшейся драгоценной. Он возненавидел женщину, которая спасла его. В детстве он был обязан тем, кто хотя бы неохотно, но все-таки кормил его. Достигнув семнадцати лет, он поклялся, что никогда в жизни не окажется на положении должника. Но оказался. У Сары. Всякий раз, думая об этом, он страшно досадовал.

Он решил сбежать при первом же удобном случае, несмотря на то, что его стащили с «Септимуса» полуживого. Не может же он быть слугой в течение пятнадцати лет! Эта мысль злила его гораздо больше, чем короткая речь надсмотрщика по поводу попыток каторжников убежать. Последствия побегов были ужасными, но все равно он не мог отказаться от этой мысли, даже несмотря на армию собак и людей, которая обязательно отправится по следу.

Прежде необходимо дождаться, когда заживут раны на спине и вернутся силы. Предстоит попытаться выжить в незнакомой, дикой, высушенной неимоверным зноем стране. Он рассчитывал, если окажется послушным слугой в первые два месяца, то его вряд ли бросятся искать сразу. Глупая доверчивость даст ему дополнительное время и лишний шанс.

Но внезапно появилась Сара. Она с самого начала увлекла его, он восхищался силой духа и самообладанием, девушка притягивала и сводила его с ума. Потом под старомодной одеждой, прической и манерами безнадежной старой девы, он разглядел столь редко проглядывающую неуловимую красоту. Ему с самого начала хотелось сорвать саван добродетели, которым она прикрывалась, хотелось проверить, вправду ли эта женщина так восхитительна, какой ему кажется. Он боялся и надеялся, что окажется прав.

Можно трезво посмотреть на факты, мрачно думал Доминик. Он уже несколько дней чувствует себя хорошо, значит, сможет совершить побег. За ним не следят. Вряд ли потом появится такая возможность. Однако, несмотря на все возрастающую жажду свободы, оставался на Ловелле и покорно выполнял распоряжения Сары, которые раздражали его. Он оказался не готов к разлуке с ней. Сегодня ночью собирался сбежал, вернее, просто уйти. Преград не осталось. В усадьбе собралось столько народу, что его вряд ли хватятся раньше, чем завтра к обеду. Но вдруг увидел Сару, она стояла одна под деревом…

Да, теперь можно было бы уйти, Доминик с неохотой признался в этом. Но тут же вспомнил о Саре – обнаженной, страстной, прильнувшей к нему. Он вспомнил о том, что она была девственницей до близости с ним. Вспомнил, как она стыдилась и злилась. И понял, что пока не сможет уйти.

Наступило утро. Сара медленно просыпалась, она находилась в комнате на чердаке. В полусонном сознании возникла какая-то неприятная мысль. Случилось что-то столь дурное, что девушка попыталась заблокировать сознание. Но ей не удалось отключиться от реалий жестокой действительности.

Вот оно что! Прошлой ночью она позволила Доминику Галагеру… Она была с ним близка, она отдалась ему! Вспомнив все, Сара почувствовала приступ тошноты. Девушка даже испугалась, что ее вырвет. Но потом желудок успокоился. Сознание и память рисовали ей четкие картины ее падения.

Галагер каторжник. Этот факт оказался самым болезненным. Она отдалась не Пресивалю, не молодому Майклу Арчеру много лет назад, а каторжнику. Сара содрогнулась от омерзения и негодования. Она безнадежно, навсегда опозорилась. Каким образом она могла пасть так низко? Она, должно быть, сошла с ума, если позволила ему лишить себя девственности! Девушка вспомнила, как, обнаженная, позволяла ему, нет, не только позволяла, она умоляла его проделывать с ее телом такие вещи, что даже сейчас было стыдно, смертельно стыдно! Она предполагала, что только одна ночь… Что ж, наутро грядет расплата. Ей придется заплатить очень высокую цену.

Скажет ли он кому-нибудь о том, что произошло? Саре стало стыдно за то, что ее волнует возможность разглашения тайны. Но что она могла с собой поделать? Если кто-то узнает об их близости, она не переживет такого позора.

Она представляла, как будет злорадствовать Лидия, как будет шокирована Лиза, как ужаснется отец, как разъярится. Персиваль тоже будет взбешен. Сара истерически рассмеялась. Узнав обо всем, он, конечно, не захочет на ней жениться. На нее будут смотреть с отвращением друзья и соседи. Она, наверное, не сможет вынести всего. Папа может отказаться от нее, у него на это будет полное право. Но в любом случае ей придется уехать. Она не сможет стерпеть такого унижения.

Потом до Сары дошло, что если Галагер проговорится, ему поступок может стоить жизни. Беля их отношения станут всем известны, Сару станет презирать общество, ему же будет гораздо хуже. Она ни на секунду не засомневалась в том, что если бы отец обо всем узнал, то он тотчас бы убил Галагера. А Галагер, она почти слышала собственный голос, который называл его по имени – Доминик, он-то должен был прекрасно знать об этом. К горлу снова подступила тошнота.

Итак, первая проблема была не столь важной, а вторая могла обернуться бедой. Разве возможно теперь взглянуть в глаза Галагеру? Сара вспомнила, что он с ней делал и поправилась. Что она позволяла ему делать с собой. Да, она хотела этого. И теперь не сможет появиться перед ним как ни в чем не бывало.

Но ей придется встретиться с ним так или иначе. Другого выхода нет и не может быть. Позже, если ситуация станет невыносимой, чего очень опасалась Сара, вероятно, удастся уговорить отца продать Доминика другому скотоводу. Если, конечно, сам Галагер не будет препятствовать. Он не должен ни с кем говорить о случившемся. И ее честь не пострадает. Он будет круглым дураком, если начнет трепаться. Но если вдруг он выйдет из-под власти Эдварда Маркхэма, кто помешает ему держать язык на привязи?