Радикальный стартап: 12 правил бизнес-дарвинизма - Энди Кесслер

Сейчас мы наблюдаем разгар другого переходного периода, от постиндустриальной эпохи 1980–1990-х гг. к эпохе интеллектуального чего-то, основанного на знаниях.

Так что же такое это что-то?

Задумайтесь: только за последние 10 лет мы избавились от операторов, кассиров, туристических агентов, брокеров, заменив их плоским экраном, мышкой и Интернетом.

Цифровые фотоаппараты уничтожили проявщиков пленок Kodak, совсем как видео уничтожило радиозвезд.

Но это только начало. Осталось еще столько бесполезных профессий, которые нужно уничтожить! Как насчет диск-жокеев? Практически вымерли. Клерки, подготавливающие налоговые декларации? Продавцы книжных магазинов? Полицейские? Маляры? Верстальщики? Аукционисты? Незаметный и очаровательный мальчик-чистильщик обуви?

Другими словами, люди обходятся дорого.

Опять-таки это прогресс, но зачем же на этом останавливаться? Любая работа, которая только приходит на ум, находится под угрозой, – от менеджера по маркетингу и программиста до редакторов и «помощников регионального менеджера». И так далее, и так далее, пока мы не доберемся до адвокатов и врачей. Все эти профессии так или иначе дышат на ладан, а на смену им пришли умные системы, способные взаимодействовать с человеческой расой быстрее, дешевле и лучше.

Странно, не правда ли? Нам слишком часто говорили о необходимости возлюбить ближнего своего, быть добрым по отношению к соседу… «Улыбнитесь, люди, своим братьям и возлюбите друг друга». Но по крутому склону экономического роста мы карабкаемся, наступая на окровавленные головы, слетевшие с плеч тех, кто занимал упраздненные должности. (Эй, а разве это не сцена из второй части «Властелина колец»? Не важно.) Ужасно, но это метафора, хоть и реалистичная. Процесс такой медленный, что больше походит на китайскую пытку водой, чем на наводнение.

Но как же подготовиться к таким переменам? Колледжи, если они не учат вас тому, как учиться, готовят студентов как раз к тем профессиям, от которых Свободные радикалы избавляются! Свободный радикал готовится к миру сетей, мобильности, всего того, о чем любят рассказывать общественные обозреватели, и лучшее, что можно сделать, – найти парочку Исполнителей и слопать их, сделав ненужными.

Наверное, вы думаете, что после кредитного кризиса 2008 г. никто никогда больше не станет доверять рынкам. Но вы должны. Свободные радикалы учатся доверять рынкам больше, чем собственным инстинктам. Я не шучу.

Несколько лет назад, когда мы с женой ездили в Прагу, в попытке передохнуть от средневековых церквей и претенциозных кафе (ну ладно, я хотел узнать, как можно списать стоимость авиабилетов и всех бутылок пива Pilsner Urquells, выпитых накануне) я зашел на Пражскую фондовую биржу. Спорю, вы даже не догадывались о ее существовании. Она размещается в большом здании советской архитектуры вдалеке от центра. Бетон залили в квадратную форму и прорубили маленькие окошки. Это здание, безликое, как склад в Канзас-Сити, легко было не заметить. В отличие от Нью-Йоркской фондовой биржи, на нем не развевался флаг, а вокруг не сновали трейдеры в пиджаках пижонских расцветок.

Поднявшись по плохо освещенной лестнице, я вошел в пыльный затхлый офис, обставленный со спартанским аскетизмом. Я, конечно, не рассчитывал увидеть Дика Грассо или Джона Тейна[14], весело болтающего с генеральными директорами на церемонии открытия, но, черт возьми, это место вполне могло сойти за подразделение Motor Vehicles! Я даже затосковал по церквям и витражным окнам. Администратор затушила сигарету и проводила меня к кабинету президента биржи. Когда я вошел туда, у меня заслезились глаза, и пришлось усиленно заморгать, чтобы хоть что-то разглядеть в клубах сигаретного дыма. У председателя была густая копна темных волос и морщинистое лицо. Костюм сидел на нем неважно. Не сомневаюсь, что в прошлом этот человек был членом партии. Я безуспешно поискал глазами бутылку водки. Он бросил на меня насмешливый и смущенный взгляд. Поверьте, к таким взглядам мне не привыкать.

В кабинете стояло одно растение в горшке и стул. Такие обычно ставят в тюремных камерах смертников. Я уселся.

– Спасибо, что уделили мне время, – начал я.

– У нас не так уж много посетителей.

– Я стараюсь посетить как можно больше фондовых бирж по всему миру, – солгал я, борясь с искушением процитировать фразу из мультика «Облачно, возможны осадки в виде фрикаделек» («С одним только термосом кофе и $200 наличными».)

– Вы работаете на Уолл-стрит?

– Нет, я живу в Калифорнии.

– Голливуд?

– Недалеко. Вообще-то, мне хотелось бы совершить экскурсию.

Он рассмеялся.

– Вы уже почти все увидели. Познакомились с Сюзанной?

«Наверное, это администратор», – подумал я.

– Да.

– Ну вот.

– Биржа… – хотел я задать следующий вопрос.

Он перегнулся через стол и поднял жалюзи. За стеклом из плексигласа виднелся с десяток компьютеров, выстроенных аккуратным рядком.

Ну конечно, Пражской фондовой биржи не существует, во всяком случае в физическом смысле. Только десяток компьютерных серверов, целыми днями обрабатывающих сделки. Ладно, это я понял. Но чем мне занять еще 55 минут? Мой мозг судорожно заработал.

Даже после стольких лет работы на Уолл-стрит меня поражает ее сложность – индекс промышленных акций Доу-Джонса растет и падает в кажущейся случайной зависимости от солнечных пятен или еще чего-то в том же духе. Миллионные бонусы трейдерам, которые моложе ваших футболок с Rolling Stones. Деривативы. Повышение ставок. Кредитные свопы. Субстандартные ипотечные облигации. Дисконтированный денежный поток. Боже, вся эта муть сложнее китайской грамоты!

Больше всего меня поразил тот факт, что в Чехии вообще торгуют какими-то акциями. Когда-то весь бизнес принадлежал правительству и бюрократам с пивными животами, а потом – ррраз! Падение Берлинской стены, «бархатная революция», и на следующий день в стране уже капитализм? Какая хитрая трансформация. Я не преминул спросить об этом.

При коммунистическом режиме, пояснил председатель, государство владело абсолютно всем. И вдруг, совершенно неожиданно, на страну обрушились демократия и капитализм, но никто понятия не имел, как перейти от общественной к частной собственности и к экономике свободного рынка.

Чтобы решить эту проблему, Чешская Республика и другие бывшие члены социалистического лагеря раздали гражданам приватизационные ваучеры – равное количество всем и каждому, – которые в ходе аукционов можно было обменять на акции государственных банков, нефтеперерабатывающих заводов, телефонных и электроэнергетических компаний, автопроизводителей и прочих.