Вкус любви - Люси Монро

В этом она была полностью согласна с ним, но в остальных его словах не могла найти смысла.

— Вы думаете, что я злюсь на вас? — спросила она, пытаясь понять, что же все-таки происходит. Чувственная дымка, в которой она пребывала с того момента, как решилась «сделать это», лишала ее способности рассуждать здраво.

Он наклонил голову и потер двумя пальцами переносицу. Усталые серые глаза смотрели на нее с нескрываемым раздражением.

— И не надо разыгрывать эти обычные штуки типа «я не рассержена, я просто устала». Я не ожидал таких уловок от деловой женщины, стремящейся выполнить свою работу.

Желание, возобладавшее над ее обычной осторожностью, заметно охладело, и противоречия ситуации начали проникать в ее сознание. Противоречия, которые она заметила бы сразу же, если бы не была так потрясена перспективой лечь с ним в постель.

Саймон пел себя не как романтичный любовник. В действительности ничто в его словах даже отдаленно не намекало на страсть с его стороны. Когда теперь, отрезвев, она вернулась к тому, что он говорил до этого, тошнотворное чувство смущения начало расползаться по ее нервам.

Он вообще не собирался заниматься с ней любовью.

Саймон просто хотел обсудить слияние их компаний.

Насколько глупой может быть женщина?

— Почему вы настояли на том, чтобы встретиться в моей комнате? — Ее голос был слишком пронзителен, но она ничего не могла с этим поделать.

Он нахмурился.

— Я не настаивал. Я сказал Джейкобу, что буду ждать вас в вашей комнате, чтобы не разыскивать вас полчаса по всему дому, когда спущусь. Какая связь между тем, где я попросил встретиться с вами, и вашей ребяческой демонстрацией темперамента?

Он считает, что она ведет себя по-детски? Все в конце концов встало на свои места. Саймон хотел обсудить слияние. Он был уверен, что, раз он опоздал, она решила улечься спать из какого-то подросткового чувства противоречия. Сама по себе не совсем лестная, эта мысль доказывала унизительную истину, что она вообразила, будто он хочет ее.

Она вернулась назад в комнату, включив по дороге верхний свет.

— Я только надену джинсы и свитер, хорошо? Здесь становится прохладно по вечерам. Очень холодно, говоря по правде. — Проходя мимо, она задула свечу. — Я не привыкла к таким температурам.

Она знала, что болтает чепуху, но ей было все равно. Может быть, если она продолжит говорить, он не сможет догадаться, что она на самом деле думает. Стыд, такой знакомый, что стал почти другом, окружал ее, как горячий тягостный воздух пустыни Мохаве.

— Это займет всего пару секунд, — продолжала лепетать она, натягивая джинсы прямо на пижамные штаны. — Мне жаль, если вы подумали, что я поступила по-детски. Я просто решила, что вы обо всем забыли. Вот и все, — солгала она.

Она выхватила красный свитер из верхнего ящика комода. Когда она надевала его, ее волосы запутались в высоком вороте и натянулись. Не обращая внимания на боль, она резким рывком высвободила их.

— Позвольте, я только заколю волосы. — Она ни разу не взглянула на него с того момента, как осознала свою ошибку, не сделала этого и сейчас. Она говорила, обращаясь к стене перед собой.

— Не убирайте волосы из-за меня. Распущенные, они очень красивы.

Ей захотелось повернуться и накричать на него. Красивые? Она не была красивой. Она знала это, и он знал это. Он не хотел ее. На самом деле нет. Она не знала, что он тогда имел в виду, говоря ей, что хочет с ней секса. Это, наверное, была какая-то шутка. Забавный сарказм, который ей следовало сразу распознать.

Как могла женщина с невероятно высоким «ай-кью» продолжать быть такой темной в некоторых вопросах?

Она не соизволила ответить ему и прошла в ванную, закрыв за собой дверь. Ей была нужна минута, чтобы собраться с мыслями. Ей нужна целая жизнь, но она может позволить себе только минуту.

Она поискала выключатель, который не нажала, входя в маленькую комнату, нашла его и включила свет.

Картину, вдруг отразившуюся в зеркале при ярком свете, она ни за что не захотела бы увидеть снова. Карие глаза, потемневшие от боли и унижения, были широко открыты, чтобы не дать пролиться собравшимся в уголках слезам. Ее лицо было пунцовым от смущения, рот сжался в тонкую скорбную линию.

Знакомая картина. Сколько ночей в первый год своего брака она старалась заинтересовать Ланса сексом только для того, чтобы он отверг ее по той или иной причине? Сколько раз она стояла перед зеркалом, вот как сейчас, и пыталась понять, что с ней не так?

Женщина с печальными глазами в зеркале была ей очень хорошо знакома, и когда-то она поклялась, что больше никогда не увидит ее.

Она же обещала себе, черт возьми! Она обещала, что никогда больше не подпустит ни одного мужчину настолько близко, чтобы он мог причинить ей эту боль. Но она допустила такое и теперь расплачивается за свою ошибку. Трясина унижения уже была готова сомкнуться над ее головой, душа ее с ужасающей неизбежностью.

Она ненавидела это чувство. Ненавидела его!

Вдруг нежный атлас пижамы показался ей грубым, как власяница, и слишком ярко напомнил ей то, что она хотела забыть. Она сбросила верхнюю одежду, потом сорвала с себя пижаму и со всей силой зашвырнула ее в мусорную корзину около раковины.

Она начала носить красивое белье только в прошлом году, изрезав в клочья все интимные детали туалета и выбросив их на втором году брака после того случая, когда муж с особой жестокостью отверг ее. Он сказал, что толстухи не должны выставлять на обозрение так много своего тела.

Толстуха!

В ней было на пять фунтов меньше ее идеального веса, но для ее мужа это было недостаточно хорошо.

Почему она оставалась в браке с Лансом так долго?

Она не могла сейчас ответить на этот вопрос, тем более что уже тысячу раз задавала его себе.

В голову приходил только один ответ — она просто выросла с чувством, что не имеет права быть счастливой. В семье ее не любили. Совершенно естественно, что муж тоже решил не любить ее.

Стук в дверь заставил ее отвести взгляд от зеркала.

— Аманда, вы в порядке?

Должно быть, она задержалась дольше, чем думала.

— Все хорошо. Я уже выхожу, — откликнулась она правдоподобно спокойным голосом.

Единственное, что она могла сделать, чтобы смягчить боль от неосознанного отказа Саймона, — это не дать ему понять, насколько глубоко он ранил ее. Хорошо хоть ее унижение не было публичным, как это бывало с Лансом.

Она снова натянула одежду, не беспокоясь о том, что на ней нет белья. Саймон ничего не узнает. Ей понадобилось больше, чем обычно, времени, чтобы заколоть волосы, — так сильно дрожали пальцы. Придется взять себя в руки до того, как она выйдет отсюда. Закрыв глаза, она глубоко вдохнула, сосредоточившись на том, чтобы дышать спокойно и побороть стресс.