Клара и мистер Тиффани - Сьюзен Вриланд

— Напишите просто: «Эдвин исчез с озера Джинива. Немедленно приезжай. Клара».

Мистер Кей отправился на своей двуколке с хорошей скоростью. Изображая жену Эдвина, не совсем миссис Уолдоу, но определенно уже больше не миссис Дрисколл, я сидела в шезлонге, не в состоянии даже шевельнуть пальцем, и только следила за двумя пароходиками, прочесывающими озеро. Время от времени они извлекали что-то на жутковатого вида железном крюке, и тогда судорога сжимала мою грудь. Я напрягала зрение, чтобы различить находку, но, благодарение Богу, они всякий раз бросали ее обратно.

Я все равно не сводила глаз с озера. Полоски холодного зеленого цвета там, где под водой находилась растительность, контрастировали с широким диапазоном синих оттенков, колеблющихся в зависимости от прохождения облаков, как будто кто-то помешивал озеро гигантской ложкой, подобно разливщику стекла, придающему мраморный узор свежезалитому в форму, пока еще вязкому стеклу.

Я почувствовала угрызения совести оттого, что мыслями витала в студии вместо постоянного сосредоточения на Эдвине. Как же поступить? Закрыть глаза на действительность, будто ничего не произошло?

Гуси паслись на траве, а дикие утки со своими выводками бродили взад-вперед в воде вдоль берега. Наверное, тоже искали что-то. Изумрудная стрекоза с двойными прозрачными крылышками парила над самой водой и вдруг взмыла вверх. Но потом вернулась на прежнее место. Она-то вернулась.

Как прекрасно было бы изобразить эту стрекозу в стекле. Я безумно желала сделать это, но как и где? Когда я известила мистера Тиффани, что ухожу по причине замужества, он покачал головой и нахмурился, уставившись на свои руки. Очень редко в его царстве происходили события, выходящие за рамки его контроля, так что с минуту он не знал, как повести себя. Его убеждения джентльмена мешали ему попытаться убедить меня поступить иначе, хотя он и вымолвил:

— Вы уверены в этом, Клара?

Я кивнула, набралась смелости и спросила:

— Как вам кажется, вы не могли бы сделать для меня исключение и сохранить мне место?

— Оправдывая это важностью вашей работы?

— Моей незаменимостью. И для разработки нашего секрета — идеи с абажурами. Вы помните ее?

— Если политика дает трещину, рушится все. Мне хотелось бы, чтобы я мог поступить так.

Я оцепенела и даже не смогла вздохнуть какое-то время, показавшееся мне вечностью. Мой легкомысленный план оставаться и женой, и художником рухнул, подобно стеклянному дому, возведенному на зыбучем песке. Поднимаясь, чтобы уйти, я услышала, как мистер Тиффани тоном заботливого дядюшки произнес:

— Будьте осторожны, Клара.

Хотя, покидая кабинет, я держалась прямо и шаг мой был тверд, на самом деле меня раздирал стыд за то, что осмелилась просить, терзало чувство глубокого поражения, потому что мне отказали. А еще меня жгло осознание того, что наша взаимная любовь к тому, что мы создавали, не оказалась достаточно сильной, чтобы сохранить восторженный союз двух художников, который, я это чувствовала, существовал между нами. Я отправлялась в плавание в неизвестное будущее, и путь назад был отрезан. Теперь, подумалось мне тогда, я буду вынуждена зависеть от любви, заполняющей мой кубок жизни.

Шальная мысль промелькнула у меня в голове, сходная со своевольностью стрекозы. А не мог ли кто-то подговорить Эдвина устроить это? Предложил ему то, перед чем невозможно устоять, если он покинет меня? Некто, кто знал, что я вернусь в студию Тиффани? Мистер Тиффани собственной персоной, который обещал Эдвину несметное вознаграждение за то, что он вернет меня ему? Деньги могли оказаться слишком сильным искушением, при количестве, достаточном для финансирования предвыборной кампании без необходимости работать в Мексике. Уродливая мысль. Я отбросила ее, но она вернулась непрошеной гостьей. Сколько стоило бы мистеру Тиффани мое возвращение?

На фоне мрачных мыслей я чувствовала, что ответственность за здоровье и безопасность Эдвина легла тяжелым грузом на мои плечи, и я вязла в трясине сомнений и самообвинений, не зная, ощущать ли себя разозленной, или покинутой, или виноватой. Приехал бы он сюда после Чикаго, если бы я не поехала с ним? Вероятно, нет. Ответственность болезненно давила на меня, как всегда. Ладно, пускай. Отныне я буду придерживаться своих ценностей Среднего Запада, хранить верность книге этикета моей матери и быть достойной приемной дочерью священника во всех приличествующих повседневных отношениях.

Двумя днями позже мистер Кей подогнал свою двуколку к гостинице, из нее выскочил Джордж и побежал через лужайку в беседку ко мне, распугав гусей. Он бросился в мои объятия. Я не могла понять, кто из нас кого утешает: я его или он меня.

— Расскажи обо всем, что привело к этому. — Хвала милосердию, его тон был не обвиняющим, а паникующим.

— Эдвин произнес воодушевляющую речь в Чикаго, а затем пожал с сотню рук на последующем приеме. На другой день в поезде он чувствовал себя вполне бодро в отношении наших планов и говорил о выставлении своей кандидатуры на выборы в Законодательное собрание штата.

— Ему было дурно в поезде?

— Нет, но окно он открывал. Может, его и подташнивало. Эдвин был счастлив показать мне озеро. В Чикаго мы прикидывались братом и сестрой и жили в гостинице в отдельных номерах. Здесь же зарегистрировались как муж и жена.

Джордж явно ожидал больших подробностей. Я покраснела и сказала:

— Мы занимались любовью.

— Ну и?

— Это было прекрасно, Джордж. Мы оба были безмерно счастливы. Не было ничего такого, что могло привести к этому.

Джордж расхаживал по беседке, подобно тигру в клетке, и бормотал:

— Похоже на то, что тебя это ни капельки не трогает. Ты не заплакала. Ты даже не закатила истерику.

— У некоторых женщин более сдержанная манера переживать отчаяние.

Боль в челюсти от скрежетания зубами не являлась видимым доказательством, так что я показала ему обкусанные до основания ногти и носовой платок, превратившийся в сморщенный ком.

— Он просил тебя поехать с ним?

— В эту поездку? Нет. Это была моя затея. Однако же он был счастлив. — Я натянула шаль, как способ держать себя в руках. — После свадьбы люди многое открывают друг в друге. Я не хотела строить предположения, так что напросилась сама, чтобы выяснить, могу ли удовлетворить его плотские нужды, являемся ли мы, если можно так сказать, совместимыми.

— Ну и?

— О да, Джордж, мы подходим друг другу. Мы подходим.

Джордж вмиг стал очень серьезным. Почти такое выражение лица было у его брата после того, как мы занимались любовью. Я покрутила свой рукав.

— Ты обвиняешь меня?

— Нет.

— Ты считаешь, он передумал жениться на мне?

— Нет. Эдвин сходит с ума по тебе.

— Теперь я не совсем уверена в этом. Возможно, исповедуя такие возвышенные взгляды, он теперь неважного мнения о моих моральных устоях.