Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа

Этот пожар агрессивных «самостийностей» является ло­гическим продолжением процесса образования обществ без внешней стороны: эксцессы открытости порождают эксцес­сы закрывания. Вспышки трайбализма, клановости и обо­стренного национализма являются реакцией на угрозу ли­шения корней. Мы не можем оправдать эти движения, так как их эксцессы дискредитируют порой само стремление к иден­тичности. Будет более справедливым, как это предлагает Барбер, рассматривать их в паре с мондиализацией. С одной стороны, эти явным образом антагонистические тенденции своими эксцессами оправдывают эксцессы другой стороны: нарастание неравенства в результате последствий глобализа­ции экономики толкает наиболее бедные слои к экстремизму, а последствия религиозно­этнических войн против McWorld запугивают обывателя и толкают его в объятия мондиализма. С другой стороны, они представляют собой две формы, soft и hard, одного и того же негативного феномена. Они едины в стремлении смести любую форму демократии и активного соучастия граждан в общественной жизни.

Таким образом, крайности сходятся. еще в 1920 г. рус­ский лингвист Николай Трубецкой констатировал пара­доксальное родство шовинизма и космополитизма. «До­ статочно внимательно рассмотреть космополитизм и шовинизм, — писал он, — чтобы отметить отсутствие радикальной разницы между ними, что они являются аспектами одного и того же феномена»32. Он добавляет, что космополитизм игнорирует национальные различия исходя из концепции единого человечества, построенного по определенной модели. Он пытается создать единое че­ловечество на основе частной цивилизационной модели Запада, имплицитнорассматриваемой в качестве наиболее продвинутой стадии цивилизации вообще. Он заключает: «Существует также соответствие между шовинистами и кос­мополитами. разница между ними состоит в том, что шови­нист выступает от имени более ограниченной этнической группы, чем космополит»33. Однако оба они знают только один критерий суждения: «То, что на нас похоже, лучше того, что от нас отличается»34.

Все вышесказанное позволяет понять, насколько бес­смысленно искать «дирижера оркестра» мондиализации. Мондиализация в той мере, в какой она состоит в размно­жении сетей, не имеет ни центра, ни командного пункта. Американское государство, представляющее собой на сегодняшний день единственную мировую сверхдержаву, явля­ ется лишь подчиненной частью по отношению к такой сети. Мондиализация, будь то в финансах или в технике, действу­ет по горизонтальной, а не вертикальной логике, по «кибер­нетической» модели, а не подчиняясь командам из удален­ного центра. Причина развития мондиализации заключает­ся в ней самой.

Является лимондиализация необратимой? В далекой перспективе ни один ответ нельзя считать верным — исто­рия всегда открыта. Однако в ближайшем будущем, воз­ можно в течение нескольких десятилетий, мондиализация составляет единственный доступный нам горизонт.

В такой перспективе нам необходимо избежать двух ошибок. Одна из них состоит в том, что уйти от мондиали­зации можно, замкнувшись в себе, поддерживая свою иден­тичность исключительно в этноцентричном смысле.

«Логика бункера» сегодня бесполезна, так как мы живем в мире, где все поддерживает и отражает друг друга. если мы не интересуемся тем, что происходит вовне, думая, что это нас не касается, мы упускаем из виду то, что затрагивает нас непосредственным образом.

Вторая ошибка состоит в стремлении оказаться в арьер­гарде, пытаясь замедлить поступательное движение исто­рии. Правые движения, придерживаясь такой стратегии на протяжении столетия, в конце концов проиграли битву. Оплакивать современную ситуацию, сожалея о прошлом — такая позиция не выдерживает никакой критики. Невоз­можно сражаться, не зная конфигурацию поля боя сегодня и его конфигурацию завтра, а только мечтая о том, что могло бы быть, или сожалея о прошлом. необходимо не отрывать­ся от эпохи, а всегда четко представлять себе исторический момент, в который мы живем. необходимо представлять себе, что нас ждет, чтобы определить, что в данной ситуации возможно.

Можно сделать еще два замечания. Во­первых, глобаль­ный характер мондиализации составляет не только ее силу, но и ее слабость. В современном мире все мгновенно отзы­вается друг в друге. ничего более не сдерживает распро­странения шоковых волн, а финансовые кризисы, зарожда­ясь в одной точке планеты, моментально отражаются в дру­гих. В этом состоит фактор уязвимости системы. Во­вторых, распространение сетевых структур, которое составляет ха­рактерную черту мондиализации, одновременно дает ору­жие для борьбы против ее последствий. Сети позволяют диссидентам всех стран перегруппировываться с одного конца Земли на другой и координировать свои действия.

Неслучайно движения антиглобалистов сами достаточно глобализованы, что показали события в Порту-­Аллегри, Генуе и Сиэтле.

Ясно также, что современный кризис является результа­том неконтролируемой концентрации растущих капиталов и что данный процесс должен быть поставлен под обще­ственный контроль.

нет ничего невозможного в том, чтобы регламентиро­вать на мировом уровне деятельность финансовых рын­ков. например, профессор Тобин выдвинул идею о налого­обложении больших международных трансакций капита­лов. Разумеется, это не будет панацеей. Тем не менее налог на краткосрочные финансовые операции в размере 0,05 % даст эффект в 150 млрд долларов, что в два раза превышает объем международной помощи слаборазвитым странам. Подобная сумма может помочь, например, в создании фон­ да международной финансовой помощи или фонда защиты окружающей среды. Для этого, однако, необходимы меж­дународные организации, которые руководили бы процес­сами мондиализации в несколько ином русле, нежели они проходят сейчас, и перераспределяли бы часть прибылей от глобализации в пользу ее жертв. Филипп Энгельхард, со своей стороны, предлагает создание единой мировой валю­ ты. Возвращение к стабильному эталону единой междуна­родной валюты будет ограничительным фактором на пути спекуляций, учитывая, что большая часть доходов от них получается на разнице курсов валют.

Стоит отметить, что если «феномен мондиализации представляет собой реванш экономики над обществом и политикой»35, то на него не может быть дано исключитель­но экономического ответа. Вопрос состоит в том, как лик­видировать разрыв между необыкновенным взлетом миро­ вой экономики и отсутствием политической организации, способной контролировать и регулировать этот процесс.

Если мы в принципе признаем, что политика должна контролировать экономику, то, учитывая сегодняшний исторический момент, логично ли будет предположить не­обходимость политического воздействия на экономику на глобальном уровне. Иными словами, если экономика глобализируется, не должна ли и политика пройти соответ­ствующий процесс? Известно, однако, что мировое государ­ство — это химера, а его установление на более или менее туманных основах вызовет еще больше трудноразрешимых проблем36. наоборот, противопоставлять мондиализации национальное государство было бы очередной ошибкой. В первую очередь потому, что глобализация представляет собой процесс распространения на планетарном уровне той же самой гомогенизации, которая была впервые применена бюрократией на уровне национальном. То, что государство осуществляло в малых масштабах, мондиализация осущест­вляет в больших. Во­вторых и прежде всего, потому, что го­сударство сегодня представляет собой наиболее уязвимую для глобализации мишень. Подчиненное внешним ограни­чениям, радикально превосходящим его возможности (не­ обыкновенное развитие мировой экономики, спутниковое телевещание, коммерциализация бурно развивающихся технологий, наркотрафик), национальное государство про­ сто неспособно эффективно реагировать на глобальные вы­ зовы. Думать о том, что национальное государство еще мо­жет самостоятельно решать, открывать ли ему или закры­вать границы финансовым потокам, думать, что можно, отгородившись стенами, создать социально сплоченное об­щество, — значит впадать в самообман.