Страж-2. Конец черной звезды - Джеффри Конвиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около четырех часов дня Бена, наконец, отпустили. Он с радостью покинул злосчастный дом и тут же, поймав такси, отправился прямиком в манхэттенский отдел по расследованию убийств.
Всю дорогу он тупо смотрел в окошко автомобиля, думая о том, что могло случиться в квартире Гатца, и как это связано с его вчерашним рассказом. Цепь происходящих событий еще вчера начала серьезно тревожить Бена. А убийство Гатца совсем выбило его из колеи. Ведь этот пожилой джентльмен был довольно крепким малым и вовсе не из робкого десятка, так что нужна была немалая сила, чтобы придушить его. Но как бы там ни было, Гатц погиб и унес с собой в могилу все обещанные доказательства и разъяснения. И если теперь Бен вздумает идти дальше самостоятельно, то ему придется иметь дело уже с Бурштейном, а может быть, и с самой Элисон Паркер, у которой наверняка есть ответ на все волнующие его вопросы.
Выйдя из автомобиля возле полицейского Управления, он поднялся в отдел по расследованию убийств и тут же попросил дежурного позвать инспектора Бурштейна. Тот позвонил куда-то, и через несколько минут перед Беном предстал сержант Уосо еще с каким-то полицейским.
— Мистер Бэрдет, если не ошибаюсь? — вежливо спросил Уосо, протягивая Бену руку.
Бен ответил рукопожатием, а в это время Уосо представил ему второго полицейского — детектива по фамилии Якобелли.
— Давайте, пройдем в свободную комнату, — предложил Уосо и жестом указал в другой конец этажа.
— Но мне хотелось бы поговорить с Бурштейном, — заметил Бен, когда все трое зашагали по коридору.
— Да, но сначала я должен задать вам несколько вопросов относительно Гатца, — безапелляционно заявил сержант.
— Послушайте, мистер Уосо, меня только что допрашивали в течение двух часов, и я рассказал уже все, что мне известно, в отделе по расследованию убийств в Бронксе. Поговорите с ними. Вы, правда, с ними уже связывались, но раз так надо, позвоните еще, и они вам все подробно изложат. Что же касается меня, то мне надо увидеться с мистером Бурштейном, а потом торопиться домой к жене. Это, я надеюсь, понятно?
— Расскажите мне все о Гатце, — еще раз неумолимо потребовал Уосо. — С самого начала. И по порядку.
Бен вздохнул и снова начал рассказывать. Он не упустил ничего, кроме разговора в пивной. Об этом он будет говорить только с Бурштейном. Тем более, что сам Гатц просил его не особо распространяться на этот счет.
Уосо задавал все новые вопросы и строил самые невероятные теории относительно таинственной связи между убийством в подвале и смертью отставного инспектора.
Когда запас вопросов иссяк и полицейский замолчал, Бен сложил руки на груди и сердито спросил:
— Ну теперь, может быть, хватит? Я сижу в вашей комнате для допросов уже столько времени, что вы успели выжать из меня абсолютно все, что я знал, кроме, пожалуй, таблицы умножения. А теперь уж, будьте любезны, пригласите сюда лейтенанта Бурштейна. Я надеюсь, вы не станете отказывать мне в этой маленькой просьбе?
— Нет, — согласился Уосо. — Но это будет чертовски трудно.
— Почему же? — удивился Бен.
— Да потому что он умер! — отрезал Уосо.
Бен почувствовал, как сердце его куда-то проваливается, а перед глазами все начинает плыть и размазываться в цветные пятна.
— Он сгорел в своем собственном доме вместе с женой, прямо во сне, — продолжал Уосо. — Мы узнали об этом всего час назад. По предварительным данным, там был поджог.
Бен онемел. Уосо помог ему встать и посоветовал ехать домой, на прощание напомнив, что если Бен понадобится, его сразу же вызовут.
Минуту спустя Бен на ватных ногах вышел из полиции и, не в силах идти дальше, остановился на углу. А потом закинул голову и посмотрел прямо в небо.
— Господи! — невольно вырвался у него отчаянный крик. И настолько громкий, что если бы Бог слушал его в этот момент, то непременно услышал бы…
Глава девятая
Сначала неопознанное тело в компакторе. Потом смерть Гатца. И, наконец, Бурштейна.
Есть ли между всем этим какая-то связь?.. Возможно. Но, разумеется, все можно объяснить и простым совпадением. И старая монахиня, скорее всего, не имеет отношения к трупу в подвале. А Гатца задушил обыкновенный вор-взломщик, забравшийся к нему в квартиру… Что же касается Бурштейна, то он вместе с женой стал жертвой какого-то маньяка пиромана. Но в глубине души Бен чувствовал, что все эти убийства связаны, и Гатца с Бурштейном убрали лишь потому, что им слишком многое стало известно. И Майкл Фармер тоже погиб из-за этого, равно как и тот старый священник — как его? — отец Галлиран. А теперь вот Бурштейн и Гатц…
Бен подвел итог кровавой статистике. Получилось, что одна лишь Дженнифер Лирсон еще в силах пролить свет на всю эту тайну, но и она уже давно куда-то исчезла. И если действительно кто-то пытается замести следы, то и мисс Лирсон наверняка уже следует искать среди трупов. А если нет, то она непременно станет следующей жертвой. Вот только чьей именно?.. Если верить рассказу Гатца, то заговорщики каким-то образом связаны со старой монахиней, а значит, следы приведут его в Управление нью-йоркской епархии. Но сейчас это казалось Бену совершенно невероятным, ведь он уже полчаса сидел не где-нибудь, а в соборе святого Луки, пытаясь привести в порядок свои мысли и чувства. Эх, если бы нашелся хоть один человек, который помог бы ему разобраться в происходящем и посоветовал, как узнать правду!.. Но такого человека, увы, больше не было. И Бен чувствовал себя одиноким и беспомощным. А дома в глубоком шоке лежала такая же беспомощная Фэй — она никак не могла оправиться после случившегося. Но если, опять-таки, верить Гатцу, то именно она имела самое прямое отношение ко всем этим устрашающим событиям. И была связана с цепью убийств не меньше, чем Элисон Паркер и все ее многочисленные предшественники.
Бен открыл глаза. Солнечный свет, проникающий в храм через цветные стекла витражей, еще больше усиливал впечатление нереальности всего, о чем он только что размышлял. И вдруг сама церковь стала казаться Бену какой-то зловещей и грозной. Но этого не может быть! Это ведь священное место!.. Хотя, если проследить всю цепочку событий, то в святости сего заведения можно запросто усомниться.
Под сводами церкви было прохладно и тихо. Но хотя уличная жара не проникала сюда,