Двадцать третий пассажир - Себастьян Фитцек

– Удивительно, что вообще хоть что-то видно, – сказал Бонхёффер, и был абсолютно прав.

Первое облако, которое, словно туманообразная тень, отделилось от правого борта «Султана», только одно мгновение было освещено бортовыми огнями. Еще до того как тело ударилось о воду, оно уже слилось с темнотой и растворилось.

Мой сын растворился!

– Хотите досмотреть это до конца? – спросил капитан, вертя в руках пульт дистанционного управления.

Да. Обязательно. Но сначала Мартин хотел выяснить кое-что другое. Он показал на покадровый временной код на нижней кромке экрана, который мерцал на неподвижном видеокадре.

– Когда в тот день Надя и Тимми в последний раз входили в свою каюту?

Бонхёффер тяжело вздохнул:

– Только не спешите снова бить меня по физиономии, но по установленному тогда порядку наша Log-Trace, то есть система, с помощью которой регистрировалось использование электронных дверных ключей, в полночь была перезаписана. С целью защиты данных пять лет тому назад мы имели право хранить информацию только в течение двадцати четырех часов. Сегодня все по-другому.

– Другими словами, вы не знаете, как часто они входили и выходили из каюты в этот день?

– Нам лишь известно, что они пропустили ужин.

– О’кей. – Мартин открыл рот, и ему показалось, что из-за этого стук его сердца стал слышен еще громче. – Тогда давайте посмотрим запись дальше.

До самого конца.

Бонхёффер нажал на одну из кнопок своего пульта, и тусклые кадры вновь пришли в движение. Покадровый временной код на нижнем краю экрана начал отсчитывать секунды, пока не повторился при значении 085732 СВ. Пока не упало второе облачко.

Момент.

– Стой. Стоп! – взволнованно крикнул Мартин. Слова вылетели из его уст быстрее, чем он осознал увиденное. – Облачко! – воскликнул он, подошел ближе к экрану и прикоснулся указательным и средним пальцами к контуру той тени, которая повисла в воздухе где-то на уровне середины высоты судна. Вот так, одним нажатием на кнопку пульта дистанционного управления сила земного притяжения была упразднена.

– Что с ним? – спросил Бонхёффер. Певучесть интонации его вопроса подсказала Мартину, капитан прекрасно знал, что ему бросилось в глаза. Он увидел это с первого взгляда. Любой идиот сразу заметил бы это. Неудивительно, что эта видеозапись никогда не должна была стать достоянием общественности.

– Облачко слишком маленькое.

– Маленькое?

– Да. Первая тень была больше.

А этого не могло быть. Это было исключено, если Надя сначала усыпила Тимми, а потом выбросила его за борт. По логике вещей тогда она могла прыгнуть только после него. И в этом случае первая тень должна быть меньше, чем вторая.

Но здесь было наоборот!

Вне себя от ярости, он резко обернулся.

– Выходит, я был прав, – сказал он и выставил указательный палец в направлении Бонхёффера. – Это была наглая ложь. Ваша пароходная компания… – Мартин еще на шаг приблизился к капитану, глаза которого забегали во все стороны, – прикрылась самоубийством моей жены. Они выставили ее детоубийцей, только для того чтобы…

Да. Для чего же, собственно говоря?

Очевидный ответ на этот вопрос, которой он мог дать себе сам, лишил Мартина всей энергии, и приступ ярости прошел сам собой.

Тимми и Надя. Два серых облачка одно за другим упали за борт. Здесь уже ничего не изменишь.

Очередность их падения говорит лишь о том, что за их гибель нес ответственность кто-то другой.

Некто, кто украл Надин чемодан и забрал в качестве трофея медвежонка Тимми, а затем передал его Анук, как эстафетную палочку.

Некто, кто, вероятно, все еще находится на судне.

Некто, кто – если он так долго сохранял жизнь Анук, – возможно, все еще продолжает удерживать в плену ее мать. Мартин ничего не знал о мотивах этого человека и кто он такой.

Он знал только одно, что он его найдет.

Как пить дать.

Наоми

Компьютер был здесь с самого начала.

Серебристый, маленький, ребристый. Ноутбук с мощным аккумулятором и американской клавиатурой.

Свечение экрана было первым, что увидела Наоми Ламар, когда восемь недель тому назад пришла в себя после беспамятства.

«Что было самым ужасным из того, что ты совершила в своей жизни?» – было написано на мониторе мелким черным шрифтом на белом фоне. Наоми прочла вопрос, и с ней случилась истерика; обливаясь слезами, она скрючилась на дне колодца.

«Колодец» – так она называла свою тюрьму, поскольку у нее были округлые стены, от которых воняло болотом, фекалиями, тиной и сточными водами. Не очень сильно, но едко. Эта вонь держалась в отвесных металлических стенках, как запах остывшего дыма держится в обоях квартиры заядлого курильщика.

Без посторонней помощи ей никогда не выбраться отсюда.

Она поняла это в ту же секунду, когда впервые открыла глаза, очнувшись на дне колодца.

Наоми увидела голые стены, ободранные и исцарапанные, словно до нее легионы пленников пытались ногтями уцепиться за них, тщетно пытаясь выбраться наверх.

Так как верх казался единственным выходом из этого круглого отсека без дверей с бетонной плитой в качестве пола, которую пересекала тонкая трещина. Эта щель настолько мала, что в нее нельзя просунуть даже мизинец. В эту щель можно было бы вставить лом, будь он у нее. На теле Наоми – ничего, кроме рваной пижамы. К счастью, в ее темнице было не очень холодно. Она предполагала, что какие-то генераторы или другие технические агрегаты обеспечивали ее тюрьму спертым, теплым воздухом. Она спала на изоляционном коврике, который занимал почти все помещение. Кроме того, здесь имелся полиэтиленовый пакет и серое пластмассовое ведро, которое каждые два дня опускалось вниз на тонкой веревке. Чтобы Наоми не надумала вскарабкаться вверх по этой веревке, она была смазана вазелином.

Ах да, у нее был еще компьютер.

В самом начале ее мучений – шесть недель тому назад, если можно было верить дате на мониторе, – она неправильно привязала веревку к ведру, и ее фекалии вылились ей на голову. Большая часть нечистот просочилась в щель. Но не все.

С помощью такой же системы ведер ее снабжали также продуктами, водой в пластиковых бутылках, плитками шоколада и готовыми блюдами, которые предназначались для разогревания в микроволновке и которые ей приходилось есть холодными.

В течение двух месяцев.

Без душа. Без музыки.

И без света, если не принимать во внимание слабое свечение монитора, которого было недостаточно, чтобы увидеть, куда исчезало пластмассовое ведро и кто – и с какой высоты – опускал его к ней вниз. Наряду с водой, едой и бумажными носовыми платками, которые она использовала в качестве прокладок во время своих месячных, через регулярные промежутки времени в ведро клали новый аккумулятор для ноутбука. Наоми расходовала совсем немного энергии.