О красоте - Зэди Смит

Клер уже направилась к Монти. Кики пошла было с ней, потом остановилась, вернулась и что-то шепнула Говарду на ухо. Голос ее дрожал, но рука твердо держала запястье мужа. Она произнесла имя и поставила после него вопросительный знак. Внутри у Говарда все сжалось.

— Можешь остаться в доме, — сказала Кики срывающимся голосом. — Но держись от меня подальше. Не смей ко мне приближаться — убью.

Она плавно отделилась от него и опять нагнала Клер Малколм. Говард смотрел, как они идут: его жена и его катастрофа.

Сначала он был совершенно уверен, что его сейчас стошнит, и двинулся по коридору в ванную. Затем он вспомнил о поручении Кики и упрямо решил его исполнить. Теперь он стоял на пороге в пустую вторую гостиную. Здесь был только один гость, окруженный CD- дисками и склонившийся над стереосистемой. Изящный топ с завязками на шее, открытая ночному ветру узкая, выразительная спина — казалось, она вот-вот встрепенется в танце умирающего лебедя.

— Как-то так, — сказала она, обернувшись. У Говарда появилось странное чувство, что это ответ на его последнюю мысль. — Вам нравится?

— Не очень.

— Стало быть, облом.

— Ты Виктория?

— Ви.

— Хорошо.

Ви сидела на пятках вполоборота к Говарду. Они улыбнулись друг другу, и Говард тут же проникся сочувствием к своему старшему сыну. Все загадки прошлого года перестали существовать.

— Так ты, стало быть, диджей? — спросил Говард. — Может, это теперь не так называется?

— Вроде того. Вы не против?

— Конечно, нет. Но некоторые из гостей постарше считают подборку слегка… сумбурной.

— И вас послали призвать меня к порядку?

Какая странно английская фраза и как по-английски сказана…

— Скажем так, я пришел на переговоры. Вот это что играет, например?

— Подборка Леви, — прочла она наклейку на обложке диска. — Похоже, враг ближе, чем вы думали. — Она печально покачала головой.

Ну разумеется, она умна. Джером не потерпел бы глупой девушки, будь она хоть трижды красотка. У Говарда в юности таких проблем не было. Прошло немало лет, прежде чем мозги стали что-то для него значить.

— А та, что прежде играла, чем плоха?

Она уставилась на него.

— Как можно это слушать?

— Это же Крафтверк. Что плохого в Крафтверке[20]?

— Два часа Крафтверка?

— Но там и другая музыка есть.

— Да вы видели эту коллекцию?

— Еще бы, я же ее и собрал.

Она засмеялась и встряхнула волосами. У нее была новомодная прическа: спадающий на спину каскад искусственных локонов, забранных на затылке в хвост. Развернувшись к Говарду лицом, она снова села на пятки. Блестящая лиловая ткань обтягивала ей грудь. Должно быть, соски у нее большие, как старые десятипенсовики. Говард, якобы в смущении, уткнулся взглядом в пол.

— Вот, скажем, это как тут оказалось? — Она подняла с пола диск с трескучей электроникой.

— Я купил.

— Вас, наверное, принудили. Вели к прилавку под дулом автомата, — сказала она, приставив к голове палец. У нее был глухой, кудахтающий смех, — такой же низкий, как и голос. Говард пожал плечами. Ее запанибратство его коробило.

— Значит, сумбур продолжается?

— Боюсь, что да, профессор.

Она моргнула, медленно опустив веки. Какие шикарные ресницы! Говард заподозрил, что она пьяна.

— Пойду объявлю гостям, — сказал Говард, поворачиваясь, чтобы идти. Он чуть не споткнулся о ковровую морщинку, но следующий шаг спас положение.

— Э-э, не падать!

— Не падать, — повторил он.

— Скажите, пусть не волнуются. Это всего лишь хип - хоп. От него никто не умирал.

— Ладно, — сказал Говард и вышел из комнаты.

— …пока еще, — донеслось ему вслед.

Одна из возможных ошибок — ложная оценка или недооценка отношения университетов к красоте. Университет сам принадлежит к числу драгоценных и хрупких вещей.

Элейн Скарри[21]

1

Лето покинуло Веллингтон резко, хлопнув дверью. С деревьев в одночасье сдуло все листья, и к Зоре Белси вернулось странное, позднесентябрьское чувство, что где-то в тесном классе с детскими партами ее поджидает школьный учитель. Только из дома она почему-то вышла без набора душистых ластиков, не в блестящем галстучке и не в плиссированной юбке. Время измеряется не годами, а чувствами. Зора чувствовала себя по-старому. По-прежнему с родителями, по-прежнему девственница. Хотя и второкурсница с сегодняшнего дня. В прошлом году второкурсники казались ей людьми с другой планеты: четкие убеждения и мысли, сложившиеся вкусы и пристрастия. Утром она проснулась в надежде, что за ночь она тоже стала такой, но превращения не случилось, и Зора поступила, как всякая девчонка, стремящаяся войти в роль: нарядилась. Удачно или нет, она не знала. Теперь, на углу Хаутона и Мейн, она изучала свое отражение в витрине построенного в пятидесятые парикмахерского салона «Лорели». Как же ей совладать с этими туфлями? И что она из себя представляет? Это был очень трудный вопрос. Зора пыталась создать образ богемной интеллектуалки: смелой, отчаянной и грациозной. На ней была темно-зеленая длинная юбка, белая блузка из хлопка с причудливыми рюшами у ворота, широкий коричневый пояс из замши, оставшийся у Кики с тех времен, когда она еще носила пояса, пара громоздких туфель и шляпа — мужская, из зеленого фетра, вроде и федора, но не федора. Выходя из дома, Зора хотела не этого. Это совсем не то.

Четверть часа спустя свою богемность Зора оставила в женской раздевалке бассейна в веллингтонском кампусе. Плавание было частью ее новой осенней программы саморазвития: ранний подъем, бассейн, учеба, легкий обед, учеба, библиотека, дом. Зора запихнула шляпу в шкафчик и поплотней натянула на уши купальную шапочку. Голая китаянка, которой со спины было восемнадцать, повернулась и поразила Зору морщинистым лицом, в складках которого тонули два обсидиановых глаза. Лобковые волосы у нее были длинные, прямые и серые, как увядшая трава. Представь себя на ее месте, смутно подумала Зора, и мысль эта, помедлив в ней на холостом ходу, исчезла навсегда. Она пристегнула ключ от шкафчика к своему черному, без излишеств, купальнику и пошла вдоль длинного края бассейна, влажно шлепая ступнями по плитке. Сквозь потолочное окно над уходящими вверх рядами сидений вливалось осеннее солнце и прошивало гигантский бассейн, как тюремный прожектор. Сверху, с привилегированной точки, на Зору и прочих неатлетичных посетителей смотрела армия спортсменов на беговых дорожках. Там, за стеклом, тренировались совершенные люди, здесь плескались и надеялись на лучшее несовершенные. Дважды в неделю ситуация менялась: бассейн удостаивала вниманием сиятельная команда пловцов, из-за которых