Вена, 1683 - Лешек Подхородецкий

Быстро сгущавшаяся темнота вскоре прервала бой. Так как Ян Собеский еще не имел сведений о размерах победы и опасался возвращения разгромленных турок ночью, он приказал сохранять бдительность в течение всей ночи и не позволил войскам занять весь лагерь, чтобы не допустить грабежей, которые всегда вели к падению дисциплины. Войска союзников показали при этом необычайную для XVII века дисциплинированность, которой удивлялись даже турки. «Вели себя гяуры с таким благоразумием, — писал Джебеджи-Хасан-Эсири, — что совсем не нарушили своего построения и не ввязывались в грабежи, а только шли, как те мурашки, и палили из пушек и мушкетов (под конец битвы. — Л.П.). Худо бы им пришлось, если бы не двигались с такой осторожностью!.. Ночь ту до самого восхода солнца провела их конница на конях, а пехота простояла на ногах».

Турецкое донесение подтвердил и генерал Контский: «Люди ночевали после боя за лагерем в замечательном порядке», — писал он. По мнению Силахдар-Мехмед-аги, союзники вообще не беспокоились о преследовании побежденных турок. Это подтверждает и польский источник: «Лишь на следующий день легкие хоругви конницы устремились за неприятелем».

Обрадованный одержанной победой, но и очень сильно утомленный горячим и драматичным днем, Ян III еще вечером осмотрел шатер великого визиря, куда его привел взятый в плен Ахмед-Оглу-паша, после чего с королевичем Якубом устроился на ночлег под огромным дубом среди баварских солдат.

Исторический день 12 сентября 1683 года подошел к концу. Комментируя 250 лет спустя ход венской операции, выдающийся военный историк, генерал Мариан Кукель, писал: «Такое проведение операции и битвы было, несомненно, делом чрезвычайно искусным, проявлением военного гения в наивысшей степени».

Один из величайших европейских теоретиков военного дела, прусский генерал Карл фон Клаузевиц, отнес Собеского к числу наиболее выдающихся полководцев всех времен. «Нет ни одной карьеры полководца, которая в большей степени изобиловала бы примерами блестящей отваги и достойной восхищения стойкости, как карьера Собеского», — утверждал он.

В понедельник 13 сентября на рассвете воздух потряс страшный грохот, подняв на ноги все войско. Вскоре оказалось, что это «какой-то бездельник поджег порох турок, чей мощный табор стоял на площади». Когда оказалось, что турки спаслись бегством и уже далеко, все бросились грабить захваченный лагерь. К победоносным воинам присоединились жители Вены и прилегающих селений, жаждавшие вознаградить себя за долгие дни тяжелых переживаний во время осады, голод, болезни, а часто и потерю всего имущества. Дисциплина упала, а прежние союзники, освободители и освобожденные, затевали между собой драки за трофеи, без колебаний прибегая иногда и к оружию. «Не один стал паном», — писал потом король о результатах разграбления турецкого лагеря, хотя многие солдаты, часто по легкомыслию, а челядь из опасений, чтобы у них не забрали добычу, распродали за бесценок множество ценностей венским купцам. Австрийцам досталась вся трофейная артиллерия.

С первого же дня после выигранного сражения между союзниками начались ссоры, постепенно перераставшие в острейший антагонизм. Но пока счастливый Ян III писал Марысеньке:

«Господь Бог наш, благословенный во веки веков, дал победу и славу народу нашему, о какой века прошлые и не слышали. Все орудия, весь лагерь, добро неоценимое достались в наши руки. Неприятель, застлав трупами апроши, поля и лагерь, в конфузе сбежал. Верблюдов, мулов, скот, овец, что они держали на стороне, только сейчас войска наши брать начинают, с которыми турок стадами здесь перед собою гонят; другие же, особливо des renegatis (предатели) на хороших конях и в красивых уборах от них к нам перебегают… Визирь так убегал от всего, что лишь на одном коне и в одном платье. Я стал его наследником, потому как по большей части мне досталось все его великолепие; а это по такому случаю, что, будучи в лагере с самого начала и сразу же за визирем следуя, предал его один палатный и показал шатры его, такие обширные, как Варшава либо Львов, городской стеной обнесенные. У меня все его знамена визирские, которые над ним носят; знамя магометанское, которое дал ему его властелин на войну и которое я днесь же послал в Рим Отцу Святому почтой с Таленти. (В действительности итальянский посланец вез папе Иннокентию XI самое большое из захваченных турецких знамен, ошибочно принятое за святое знамя Пророка. До последнего времени оно находилось в Риме, а не так давно было передано Турции. — Л.П.). Шатры, возы все достались мне et mille d'autres galanteries fort jolies et fort riches, mais fort riches (и тысяча других мелочей, красивых и ценных, и даже очень ценных), хотя еще тьму вещей (до сих пор) не видел. (II) n'y a point de comparaison avec de Chocim (нет никакого сравнения с добычей под Хотином). Сколько одних сайдаков[55], рубинами и сапфирами украшенных, (которые) стоят несколько тысяч дукатов… Достался и конь визирский со всем седлом… Золотых сабель много осталось от войска и других военных принадлежностей… Ночь помешала нам и то, что уходя, страсть как обороняются et font la plus belle retirade du monde (превосходно сформировав вторую линию обороны)… Но вот еще что: визирь взял было здесь в каком-то императорском дворце живого страуса, удивительно красивого, так и его, чтобы нам в руки не достался, велел зарезать. Что за деликатесы имел при своих шатрах, описать невозможно. Имел бани, сад, фонтаны, кроликов, котов, даже попугай был, но он улетел, так и не смогли поймать».

Часть трофеев Собеский тотчас послал Марысеньке: «Одеяло из белого китайского атласа с золотыми цветками, новое, неиспользованное. На свете нет ничего более нежного. К одеялу этому посылаю тебе подушку, чтобы сидеть на ней, ее своими руками вышивала первая жена визиря».

О доставшейся под Веной добыче в стране ходили настоящие легенды. «Золота, стад коней, верблюдов, буйволов, скота, овец около лагеря полно, — писал Пасек. — Этих шатров, красивых, богатых, этих сепетов с разными принадлежностями ad munditiem (для опрятности), даже деньги не успели забрать, а их во всех шатрах осталось достаточно… Даже мешки с талерами на земле лежали большими кучами; коврами золотыми, серебряными земля была устлана; кровать с постелью ценой (в) несколько десятков тысяч талеров. Комнатки в этих шатрах так скрыты, что едва на третий день нашли какую-то спрятавшуюся визирскую наложницу, а другую, очень нарядную, обезглавленную, перед шатром лежащей нашли. Рассказывали, что ее сам визирь убил, чтобы в руки неприятеля не досталась… Рассказывали наши, какие там турки удобства имели в тех своих шатрах, и ванны, и бани со всем, как в городах, aparamentem (принадлежностями) и тут же при них колодцы красивые срубовые, мыла ароматные, на полках кучами лежащие, воды благовонные в банках стеклянных круглых, аптечки еще особые с разными бальзамами, благовониями и другими принадлежностями, серебряные сосуды для воды, кувшины и тазы такие же для умывания, ножи, анджары (кривые турецкие ножи), рубинами и бриллиантами усаженные, часы специальные, на золотых цепочках висящие, четки сапфировые или, если коралловые, рубинами или какими другими каменьями усаженные, даже деньги или кучами мешков лежащие, или же прямо на земле кучами насыпанные».