Сестры? No way! - Сиобхан Паркинсон

Может, кола так повлияла, хотя не думаю, что от нее может быть плохо, но наутро я чувствовала себя неважно. Отец позвал меня, когда я не спустилась к завтраку. Он постучался в дверь и, заглянув, спросил, собираюсь ли я вставать. Едва взглянув на меня, он сразу же сказал, что мне не стоит сегодня идти в школу. Потом он исчез и вернулся с чашкой кофе в руках. Я только едва вдохнула запах, как у меня в желудке все перевернулось и тело покрылось потом. Отец снова вышел и вернулся уже с чашкой чая, очень горячего и слабо заваренного, но очень сладкого, и я решилась сделать маленький глоток. Он присел на край кровати и посмотрел на меня. Допив чай, я слабо улыбнулась ему.

— Моя девочка, — сказал он, а затем принес мне таз и полотенце, на всякий случай, а еще пузырек с лосьоном и пообещал, что придет домой к ланчу, проведать меня. Он был очень заботлив, и я подумала, что, наверное, стоило заболеть, чтобы почувствовать, как он внимателен ко мне. Иногда он может быть очень хорошим, несмотря ни на что. Мне так приятно признавать это, особенно если учесть, что произошло дальше.

Он ушел, а я спала до полудня, встала, приняла душ, и мне заметно полегчало. Вытираясь полотенцем, я размышляла, что надеть. Почти вся моя повседневная одежда в стирке. И тут у меня возникла отличная мысль. Не знаю, почему никогда раньше это не приходило мне в голову. Мамина одежда все еще висела в гардеробе и оставалась в комоде. Когда я увидела аккуратно сложенные вещи на полках в шкафу, у меня сжалось сердце. Нужно будет как-нибудь заняться ее вещами и решить, что оставить, а что сдать в «секонд-хенд». Кстати, я обнаружила классный спортивный костюм ярко-розового цвета, который она очень любила. Открыв дверцу одной из секций, я услышала запах ее духов, правда очень слабый. У меня по телу пробежали мурашки.

Затем я спустилась в кухню, чтобы накрыть стол для ланча. Меня все еще продолжало тошнить, но я вспомнила, что в холодильнике стоит картофельный суп, и поставила его разогревать. Холодный суп всегда так долго разогревается, что скорее приготовить новый, если под рукой есть все необходимые продукты, чем ждать. Я стояла у плиты, бесконечно помешивая этот суп-айсберг деревянной ложкой, чтобы размешать самую густоту на дне кастрюли, и в этот момент услышала, как отец повернул ключ в двери.

— Привет! — крикнула я бодрым голосом открытую кухонную дверь и увидела, что он встал как вкопанный посреди коридора. — Что с тобой?

Он встряхнулся, освобождаясь от оцепенения, повесил ключи на крючок перед входной дверью и вошел в кухню. Бесшумно сел за стол и произнес:

— В первую минуту мне показалось, что это не ты стоишь, а мама.

Это был напряженный момент, ведь я надела ее спортивный костюм, но у меня совершенно другая фигура, и я брюнетка, а у нее были светлые волосы.

— У меня для тебя есть новости, Синди, — сказал он низким, каким-то чужим голосом. Я перестала мешать суп, отошла от плиты и села напротив него. Волна тошноты снова подступила к горлу.

Я поставила локти на стол и уперлась подбородком в ладони так, чтобы в любой момент закрыть лицо пальцами, если услышу что-нибудь страшное, или разозлюсь, или покраснеюот смущения. Я чувствовала, что нужно быть готовой к любому повороту. Он говорил серьезно, и я подумала, что он снова хочет обсудить тему переезда Маргарет к нам или наоборот. Но он сказал, что Маргарет беременна и по этой причине они решили пожениться в следующем месяце. Я была так ошарашена, что даже не вспылила, а когда немного отошла, было уже поздно. Момент прошел. Я просто сидела на месте, и мои пальцы потянулись к глазам. Но слез не было, не было ни гнева, ни досады. Просто шок. Я смотрела в одну точку, и у меня затекли веки. Тогда я медленно моргнула несколько раз. Не знаю, сколько я так просидела, закрывая и открывая глаза, но, должно быть, прошло немало времени, потому что очнулась я, когда почувствовала, что суп начал пригорать.

Не знаю, почему он выбрал именно этот момент, чтобы сказать мне новость. Но меня действительно убивает, что он ведь знал все это, когда мы ели печенье и вместе смотрели кино. Навряд ли он впервые услышал об этом сегодня утром и сразу прибежал домой, чтобы сообщить мне. Кстати, с этого момента во мне словно что-то оборвалось. Как будто кто-то развязал воздушный шарик и выпустил из него воздух.

Я все еще в шоке. Мне не верится до конца. Как такое могло случиться со взрослыми людьми? Подумать только, они еще нервничают, объясняя нам, как нужно себя вести! Они постоянно читают в школе лекции о незапланированной беременности (при этом никогда не употребляют слово «нежелательная»), которая может перевернуть нашу жизнь. И это она, не просто учитель, а школьный психолог. Когда кто-то забеременеет — я не говорю, что такое случается все время, но все же случается — именно она советует не жениться, так как люди еще слишком молоды, а беременность не самая веская причина, чтобы начинать супружескую жизнь, и самой воспитывать ребенка в столь юном возрасте не стоит, так как это может усложнить, а может и вообще оборвать обучение и карьеру молодой мамы. Ну обычно психологи очень осторожно говорят на эту тему, употребляя такие выражения, как «прерывать образованнее», но суть остается той же. Как может Милли — Молли — Манди вести такие беседы, когда сама уже на следующей неделе не сможет скрыть живот и обручальное кольцо на пальце? К тому же я уверена, что она еще и будет гордиться этим. Как же ее собственные слова, что беременность еще не повод, чтобы выходить замуж, если тебе шестнадцать? Получается, в шестнадцать нельзя, а в сорок можно? И если в шестнадцать слишком рано, то не поздновато ли в сорок?

Я готова поспорить на что угодно, эта корова залетела специально, чтобы захомутать его.

Я должна осторожно, несколько раз в день напоминать себе, что скоро в этом доме появится ребенок, и не просто ребенок, а мой единокровный брат или сестра. Не говоря уже о другом пополнении нашей семьи — мачехе и двух ее дочках. То есть сразу четыре новых человека появятся в моей семье. Это нечестно. Особенно когда думаешь, до чего же противны трое из них. Не то чтобы они были вредные, ужасные или что-то в этом роде, просто они до смерти скучные и глупые, все три.

О мама! Как бы я хотела, чтобы ты вернулась с небес и объяснила ему, что это твой дом, он твой муж, а ты моя мама. Именно так должно быть в семье, а не эта неразбериха, которая происходит сейчас. Если бы такое было возможно, я бы никогда не стала критиковать твои курсы визажистов и считать глупостью твое увлечение дегустацией вин. Я бы никогда больше не упрекнула тебя в том, что ты слишком американизирована, Я бы никогда не поправляла твое произношение и манеры за столом, обещаю, никогда. Почему все это случилось со мной? За что? Я знаю, что не святая, но не дьявол же я, в конце концов?

В выходной я обо всем рассказала Лизе. Она прикрыла рукой рот и округлила глаза, показывая свое изумление, но я не думаю, что она так уж шокирована. Она просто сделала вид. А потом сказала, что подозревала это. Легко говорить, когда обо всем знаешь, но она заметила, что в этом семестре Милли — Молли — Манди очень редко когда вовремя появляется на собраниях, и вообще она стала непонятно во что одеваться, да и на коже у нее появились пигментные пятна. Лиза читала о признаках беременности в книге, которая есть у ее матери. И я вспомнила, что за ланчем Маргарет не выпила ни капли вина, выглядела бледной, а также то, с каким загруженным видом ходит отец все последние недели. Все эти сопоставления казались ужасными, но в то же время — логичными.