Каменная болезнь. Бестолковая графиня - Милена Агус

— Не буду ни есть, ни пить — никогда. А все, что вы говорите, — одни банальности.

Иногда графиня оставляет Карлино с Маддаленой в надежде, что так ей будет легче. Карлино спрашивает у тети, куда ушел его кузен и почему? Вдруг это он, Карлино, виноват? Он зарничал, вот малыш и сбежал.

— Нет, ты ни в чем не виноват, — рассеянно отвечает ему Маддалена. — Никто не сделал ничего плохого, и все равно это случилось. Я знала! Я знала! — и начинает рыдать.

— Он вернется! — утешает ее Карлино.

И все-таки без племянника Маддалене еще хуже, потому что при нем ей хотя бы приходится открыть ставни, и в комнату проникают свет и свежий воздух, и надо пойти на кухню и приготовить ему перекусить. Она и не подозревала, что Карлино может сказать и что-то дельное. После первого разочарования она перестала обращать на него внимание. Задвинула на задний план.

Иногда графиня просит ее, как в старые добрые времена, забрать племянника из садика. Маддалене, конечно, не хочется вылезать из постели, но потом, когда она соглашается, одевается и проходит несколько метров от дома до садика, Карлино здорово поднимает ей настроение. Он несется к ней и вопит как оглашенный: «Это моя тетя! Это моя тетя!» — и в восторге виснет у нее на шее, покрывая поцелуями.

В последнее время графиня настолько окрепла, что каждую подработку доводила до конца, но теперь она снова раскисла. Ей страшно. Если, несмотря на всю любовь и заботу, Луиджино покинул их, даже не успев родиться, если сильная непреклонная Ноэми страдает от любви, а строгая-престрогая нянюшка превратилась в озорную девчонку, если таков этот мир, значит, и скрипачка может вернуться, и сосед больше ни разу не покажется у стены. И кто их за это осудит?

Чтобы порадовать нянюшку, ей говорят, что противоположное крыло дома тоже выкупили, и, вырядившись во что-то невероятное, нянюшка подходит к стене и опять делает неприличные жесты. Сосед посвящен в затею и подтверждает, что скоро графини станут полновластными хозяйками всего особняка, совсем как раньше, а он теперь целыми днями пакует вещи, готовясь к переезду.

Правда, теперь нянюшка, которая наконец-то нашла себе собеседника, души не чает в соседе, и он носит ей рыбу с рыбалки, а она каждый день передает ему, бедняжке, через стену уже зажаренную рыбку прямо на тарелке, а еще говорит, что сумеет убедить графинь не выгонять его, а сдать ему квартиру, и он, забавляясь, благодарит ее и говорит, что теперь его судьба в ее руках. Но надолго ли его хватит?

Ничто не вечно. Все возникает и рушится в свой черед. Вот дом, например. Теперь задний фасад привели в порядок, а с переднего, отремонтированного всего два года назад, штукатурка кусками отваливается, стена вся в мокрых пятнах, а водопроводные трубы прогнили. И вот как раз сейчас, когда графиня способна справиться с любыми учениками любой школы, весь заработок уйдет на заделку дыр, а стоит их заделать, как тут же появятся новые.

И вообще, мысль о самоубийстве кажется ей самой правильной. Жаль, что сейчас зима, а то можно было бы еще потренироваться, как ей лучше утопиться в море.

В общем, все вернулось на круги своя. Только Ноэми немного другая. Из дальних поездок на конгрессы она уже не привозит подарки из роскошных отелей — вместо них достает из чемодана какую-нибудь посудину, раздобытую в антикварном магазине, и говорит, что хотела бы постепенно восстановить коллекцию Элиаса и сделать ему сюрприз. Хотя и невозможно найти то, что она разбила. Как раз самые ценные экспонаты: савонские салатницы, овальные блюда из Альбиссола-Супериоре, церковные сосуды из Черрето-Саннита, майолики из Ариано-Ирпино. Ну так Элиас сам напросился.

Но порой, когда небо особенно голубое, она вспоминает небо над овчарней, а когда ночь звездная, думает, что из окон Элиаса звезды были видны лучше: таких близких и сияющих она больше не видела нигде и никогда.

А иногда тайком, стыдясь самой себя, сажает цветы — наобум, когда придется, как бестолковая графиня в «клумбе несправедливости» — и надеется, что они чудесным образом примутся и зацветут.

Может, и правда раньше, с Элиасом, было лучше, хоть он и не любил ее и ничего серьезного между ними не было. А может, все же любил, но она, чтобы в это поверить, все хотела докопаться, почему, а веских причин не находила: ведь она уже немолода и некрасива, и ни нежной ее не назовешь, ни обаятельной. Вот и получалось, что просто так он ее любить не мог и был у него какой-то умысел. Выпендриться, что ли, хотел, похвастаться, что покорил одну из тетушкиных хозяек, мало того — заставил ее страдать, всячески показывая, что отношения у них чисто дружеские? И к тому же ее помощь пригодилась бы в тяжбе с соседями.

А вдруг Элиас ничего такого не думал? И не было у него никаких задних мыслей? Конечно же, раньше было лучше. И все тут.

Лучше было даже тогда, когда задний фасад особняка еще не был отремонтирован, когда каждый день с утра пораньше она уже видела его на лесах и угощала кофе. Сейчас, проходя по двору, она даже взгляда не кинет на этот великолепный, такой же, как прежде, фасад, а когда соседи спрашивают ее, довольна ли она работой, она такое лицо делает, будто сказать хочет: «Да мне плевать. Да пусть все пойдет прахом. Все это ерунда. Чушь».

Вчера впервые за долгое время все собрались в столовой Маддалены и Сальваторе. Весна, все окна открыты. Тут-то графиня и предложила:

— Первым делом надо как-нибудь вечером пригласить на ужин Элиаса. Я его встретила.

— А он придет? — спросили хором остальные.

— Конечно. Он ждет еще с тех пор, как его приглашали Сальваторе и Маддалена. Решил, что мы передумали.

— У меня столько посуды для его коллекции, и очень интересной. Например, большие блюда работы Джузеппе Пера: по ободу нанесен губкой синий кобальт, а дно расписано розами, — небрежно бросила Ноэми.

Все, кроме нянюшки и Карлино, перестали есть и молча переглянулись.

— Он точно согласился? — спросила Ноэми.

— Точнее некуда, — радостно подтвердила графиня.

— И как он там?

— Мучается.

Ноэми улыбнулась и принялась за еду. Нянюшка ничего не спросила — возможно, Элиаса она уже и не помнит. А для Карлино Элиас так мало похож на отца, что и вовсе не существует.

— Но ведь я не могу его пригласить, — продолжала Ноэми.

— Я сам приглашу его на днях, — вмешался Сальваторе. — С удовольствием с ним повидаюсь.

— Тогда начну готовить коробку с новой коллекцией, — выпалила одним духом Ноэми.

Тут графиня, перескочив с пятого на десятое, завела речь совсем о другом: сосед водит самолеты, легкие.

Соседу она рассказала о себе все: про желание умереть, про отца Карлино, который вот-вот обзаведется вторым ребенком и теперь счастлив, даже про рояль, который непонятно куда девать, и про то, что уроков музыки больше не будет.