Гарем Ивана Грозного - Елена Арсеньева

Вассиан ласково смотрел на сына своего дорогого друга и,чудилось, читал в его душе, как в раскрытой книге. Многое он мог бы сказатьэтому красивому, статному – и неуверенному в себе человеку. Однако долгая жизньнаучила его остерегаться отвечать, пока не спрошено. Поэтому он дождался, когдаИван спросил: «Как я должен царствовать, чтобы великих и сильных держать впослушании?» – и ответил так:

– Если хочешь быть самодержцем и единственным властителем встране…

Он поглубже вздохнул, как бы набираясь сил для долгой речи.Голос старого монаха звучал чуть слышно, однако Ивану трудно было понять, всамом деле настолько слаб Вассиан или стережется от чужого уха. А ведь есть отчего стеречься! Вон Линзей просто-таки в узелок завязывался, до того хотелоказать свою лекарскую помощь мудрому старцу. Вассиан же не пожелал никакойиноземной подмоги своей дряхлости – и Иван строго остановил Линзея на пороге. Снекоторых пор он не вполне доверял своему архиятеру. Анастасия подозревала, чтоименно лукавый иноземец выдал тайну государевой «болезни» Курбскому и прочим.Возможно, и так…

– Если хочешь быть самодержцем и единственным властителем встране, – вновь заговорил Вассиан, – не держи при себе ни одного советника,который был бы умнее тебя. Потому что ты лучше всех. Ты! Если так будешьпоступать, то будешь тверд на царстве и все будешь иметь в своих руках. Если жебудешь иметь людей умнее тебя, то волей-неволей будешь послушен им.

Иван осторожно взял сухую старческую руку, слабоперебиравшую одеяло, и поднес у губам:

– Благодарю тебя. Сам отец, если бы он был жив, не сказал былучше и не дал бы мне такого разумного совета!

Вассиан удовлетворенно закрыл глаза. Еще мгновение Иванрастроганно всматривался в источенные временем черты, а потом тихо вышел.

Все правильно, он так и думал. Пора перестать числить себямальцом неразумным при старших умных братьях! Права, ах, права была Анастасия.Верно написал Сильвестр в своей, столь ненавидимой Анастасией, книжище по имени«Домострой»: «Если Бог дарует жену добрую, получше то камня драгоценного!»

Шаги гулко отдавались по тихим монастырским переходам, иИван удивлялся: он не чуял ног, казалось, не идет, а летит! Напутствие Вассианаокрылило его, наполнило новыми силами. В состоянии этого полета он пребывал всевремя паломничества, и Анастасия не уставала благодарить Бога за то, чтонастояла на своем, не дала злосоветникам возобладать над душой ее ненаглядногосупруга.

От Песношской обители царская семья рекой Яхромой спустиласьв Дубну, Дубной – в Волгу, по Волге – до Шексны, посетив по пути Калязинскиймонастырь, Углич, Покровский женский монастырь. Шексной поднялись до Кириллова монастыряи долго молились на месте свершения государева обета. Дрожа над сыном, царицаосталась в обители, поэтому Иван Васильевич один отправился в Ферапонтовмонастырь, затем вернулся в Кирилловскую обитель за семьей. Дальше путь ихдолжен был лежать по Шексне к Волге, оттуда в Романов и Ярославль, а там, ужесухим путем, в Москву.

Иван Васильевич и Анастасия вздохнули с облегчением, когдапокинули стены Кириллово-Белозерской обители. Цель обета достигнута, а все целыи невредимы! Теперь можно отправляться домой. Теперь пророчество зловредногоМаксима Грека не страшно!

Анастасия не признавалась мужу, в каком страхе пребывала всеэто время. Мучили ее сны – такие странные и страшные, что не раз готова былаона сдаться, пасть на колени перед царем и просить позволения вернуться вМоскву с полпути. Главное дело, ничего из тех снов она не помнила: только давилна грудь неизбывный ужас. Лишь раз запомнилось отчетливо, что снилось: она идетс сыном купаться по золотому песчаному бережку. Никогда в жизни не приходилосьей видеть такой красоты, как в этом сне: широкое приволье сизой от ветра реки,по которой бегут белые барашки, широкое приволье береговой излучины,окаймленной вдали нежно зеленеющим березняком. И над всем этим – огромное,просторное небо, пронизанное, словно серебряной нитью, жаворонковой трелью.Снилось ей далее, что входит она с сыном в реку и осторожно плещет на неговодичкой, но Митя тянется, тянется к игривой волне и вдруг – ах! –выскальзывает из рук Анастасии и падает. Но тотчас высовывается из воды,смотрит на перепуганную Анастасию, на порхающих в вышине птиц и смеется, иговорит, хотя наяву он еще говорить и не начинал:

– Не плачь, матушка. Здесь так хорошо! Я вместе с рыбкамипоплаваю, а потом полетаю с птичками. Не плачь!

Анастасия в ту ночь вскинулась вся в поту и полетела кколыбели, над которой клевала носом незаменимая Настя-Фатима. Девушкабезотчетно заслонила колыбельку, словно защищая спящего ребенка, но, узнавцарицу, смущенно засмеялась. И у Анастасии при виде ее приветливых синих глазотлегло от сердца. В самом деле, может, этот сон вовсе не плох, а хорош?

После этого сны о Мите Анастасию больше не мучили. Затовиделся ей муж – отчего-то окровавленный весь, мрачный, одиноко стоящий накаком-то высоком, открытом всем ветрам юру. И не с кем было поговорить об этихстрашных видениях, не у кого было совета спросить! Все, что она могла, этопристально смотреть по пути на все крутояры и не велеть мужу даже близкоподходить к самомалейшему обрыву или откосу. Он смеялся, злился, ворчал, нослушался, потому что и сам был неспокоен. Но вот все наконец-то закончилось! Онивозвращались домой.

… Судно царское шло по Шексне, приближаясь к Волге. Потечению двигаться было легко, и расшива летела, как стрела. День выдалсяпрозрачный и солнечный, как в раю. Звенели в вышине птицы. Митя играл на рукаху Насти, тянулся к облачкам, повисшим в небе и причудливо менявшим под ветромсвои очертания. Потом пенные гребешки привлекли его, и Фатима подошла ближе кборту расшивы.

– Ах, красота… какая красота! – вздохнул Иван Васильевич,умиленно оглядываясь и подталкивая жену, у которой от яркого солнечного светаслипались глаза. – Ну ты посмотри, ну посмотри же!

Анастасия огляделась. И впрямь чудо как хорошо кругом.Широкое приволье сизой от ветра реки, по которой бегут белые барашки, широкоеприволье береговой излучины, окаймленной вдали нежно зеленеющим березняком. Инад всем этим – огромное, просторное небо, пронизанное, словно серебрянойнитью, жаворонковой трелью!

Странно: Анастасия наверняка знала, что никогда не былаздесь, а все же чудилось, будто все это она уже когда-то видела. Знакомо играютволны, и березки знакомо шелестят.

Ну конечно, видела! Она видела эту красоту во сне – в томсамом сне, где Митя…

Словно бы чьи-то холодные пальцы стиснули сердце.

Она обернулась, ища испуганным взором сына. На миг от душиотлегло. Да вот же он – играет, гулит на руках у Насти!