Дотянуться до престола - Алекс Кейн

Нет, так оставлять нельзя, решать надо. Если Рыжий и в самом деле с людьми князя Пожарского надумал встретиться, то надо его остановить!

Акимку он нашел быстро. Подстерег бывшего дружка возле церкви Гавриила Архангела в Мясницах, когда тот из трактира возвращался и… А что сложного? Один удар ножом – и нет свидетеля.

Но мысль об опасности прочно засела в голове. Коли Рыжий с людьми князя снюхался, так и Роговец может. Нужно и его туда же… к праотцам.

Несколько дней Пугало бродил по Москве, шлялся от кабака к кабаку, пытаясь выследить Николу, однако все без толку, не нашел. Но и забыть про бывшего приятеля не мог: звериным чутьем чувствовал, что Роговец для него смертельно опасен. Эх, кабы не люди князя Пожарского…

Пришлось Ермолаю податься на юг. Он собрал с полсотни самых отъявленных головорезов и двинулся к Заруцкому.

Атаман с войском все еще стоял в Воронеже, дожидаясь Краснобая. Казаки заняли все свободные терема, благо их было немало: многие жители покинули свои дома, едва услышав о приближении Заруцкого. Те, кто не поместился в воронежских избах, разбили шатры прямо на улицах, отчего город теперь походил на табор. Иван принял Пугало с распростертыми объятиями, дал под его начало сорок человек и сделал сотником.

* * *

Август выдался холодным, над городом низко висели серые тучи, по улицам гуляли стылые ветра, и Ермолай в ожидании похода на Москву поспешил занять небольшую избенку возле церкви Успения. Но вскоре стало известно, что Баловень со своим войском застрял где-то под Вологдой, и Заруцкий решил идти без него.

Неподалеку от нового жилища Ермолая, на берегу реки Воронеж, стоял небольшой трактирчик. Хозяин, Федька Ухарь, хоть и ограбленный, но не павший духом, из города не уехал и продолжал наливать казакам доброго вина. Те его старания оценили и теперь платили за штоф звонкой монетой. Пугало, как и многие другие, повадился туда ходить, коротая промозглые вечера.

За два дня до выступления, решив, как всегда, промочить горло, Ермолай отправился в трактир. Подойдя к старенькому, скошенному на бок домишке с наскоро намалеванной вывеской «Кружало[14] у Федьки», он дернул на себя скрипучую дверь и ввалился в тепло натопленной комнаты. Завидев его, из-за прилавка подмигнул хозяин:

– Здорово, Ермолай!

– И тебе не хворать. – Пугало стянул с головы шапку.

– Озяб, небось?

– Да уж, студено. Где наши-то?

– А во-он, за печкой.

Но едва гость сделал пару шагов, как из угла послышалось:

– Ермолай! Пугало, ты, что ль?

Он обернулся: к нему, раскинув руки, спешил Гришка Хортиц.

– Здорово, братец!

Друзья обнялись.

– Ты откудова? Давно ль тут? – наседал Гришка.

– Со Спасова дня.

– Это как же мы не свиделись? А ну, давай к нам.

Он кивнул на длинный стол, заставленный штофами вина и плошками с закуской.

– Федька! – крикнул Ермолай. – Мне туды принесешь.

– Добро!

Гришка подвел его к столу и принялся знакомить с сидевшими за ним друзьями.

– Казачки, это Ермолай Пугало, сотник, с ним не пропадешь! А это Васька Луков, Петюня Шацкий, Николка Роговец, Лукьян Семенов…

Пугало впился взглядом в лицо одного из сидящих. Николка? Роговец? Твою ж мать! Как?! Ему из-за этого гада из Москвы пришлось бежать, и все ради того, чтоб нос к носу встретиться с ним в этом богом забытом кабаке?!

– Сидай, выпей с нами, друже, – загалдели казаки, хлопая Ермолая по плечу.

– Ха, да мы знаемся! – воскликнул Никола. – Здорово, братец. Выходит, тебя теперича Пугалом кличут? За это, что ль? Это тебя девка приложила?

Он выразительно ткнул пальцем в щеку Ермолая. Тот отшатнулся, потер шрам и процедил сквозь зубы:

– В бою саданули.

Роговец расхохотался на весь кабак, под кустистыми бровями лукаво блеснули карие глаза. Между тем подскочил целовальник, поставил на стол свечу в оловянном подсвечнике, штоф вина и оловянный же стакан. Ермолай с ходу плеснул себе полный и залпом выпил.

– Что за девка? – заинтересовался Гришка.

Пугало грозно уставился на Николу и, не глядя на Хортица, бросил:

– Попутал Роговец.

– Ну как же, как же, – залился тот, но, поймав взгляд бывшего приятеля, осекся. – А могет, и всамдель попутал.

– А пить-то ты горазд, Ермолка, – засмеялся молоденький казак, которого Хортиц назвал Лукьяном, – полон стакан кувыркнул махом.

Мысленно порадовавшись, что разговор перешел на другую тему, Пугало кивнул:

– Агась, мы могем.

– Давайте-ка, братцы, за здравие царя Ивана Дмитрича!

Казачки дружно подняли стаканы, выпили и загалдели. Шум, болтовня, стук посуды, смех… Лишь Ермолай сидел молча, прикидывая, насколько опасен для него Роговец. Нет, пожалуй, бояться нечего. Уж кто-кто, а Заруцкий за какую-то там девку корить не станет. Подумаешь, снасильничал, да у атамана в войске сплошь и рядом такое. Тогда почему душа волком воет, предупреждая об опасности?

– Давеча из Москвы прискакали, когда мои на воротах стояли, – услышал Пугало голос Гришки, – дык, сказывают, то послы от бояр к Иван Мартынычу.

– Прям послы? – недоверчиво спросил Никола, почесав бороду.

– Ну, прям не прям, а люди государевы. Поди, об замирении хлопотать станут. Так что, могет, братцы, и распустит нас атаман заместо похода-то.

– Ага, хрен им да редьку, – пьяно воскликнул Лукьян. – Какое замирение? Пожгем Москву, меха да шелка отымем, тогда и поглядим.

Ермолай нахмурился. Вот так так! Это что ж получается? Приехали чины московские, умаслят атамана, и все. Нагрянут люди Пожарского, те, что его ищут. Н-да, только он вздохнул свободно, а тут на тебе, новый поворот. И что теперь? Снова бежать? В Дикое Поле аль еще куда? Сколько ж можно?! Нет уж, кончать с Николкой надо, пока худого не случилось. Согласится Заруцкий или повесит послов, еще поглядим, а каждый день ходить, словно под топором… Проще порешить, и всего делов.

Застолье продолжалось уже часа три. Пугало захмелел, в голове шумело, дьявольски хотелось спать. Но уйти он не рискнул, а ну как Николка осмелеет, пока его нет, и проболтается Гришке и остальным.

И тут Роговец встал, похлопал Хортица по плечу:

– Ладно, братцы, идти мне надобно.

– Куды? Рано больно!

Но тот, не слушая, кинул на стол медяк и направился к двери.

– Погодь, Никола, я с тобой, – тут же подхватился Ермолай.

Они вышли, слегка пошатываясь, холодный ветер пахнул в лицо запахом далекого костра. Внизу, под крутым берегом, катились темные воды Воронежа.