По воле Посейдона - Гарри Тертлдав

Вскоре он понял, почему двоюродный брат не дал себе труда его поддразнить: мысли Менедема были заняты другим. Положив руку на плечо Диоклея, он сказал:

— Мы во что бы то ни стало должны добраться до Хиоса за два дня. Не начать ли задавать гребцам темп?

— Неплохая идея, — ответил келевст. — Чем больше мы будем работать, тем больше шансов, что наш труд окупится, когда случится большая беда.

— Если повезет, такого вообще не случится, — сказал Соклей.

Менедем с Диоклеем выразительно посмотрели на него, и он поспешно добавил:

— Но, конечно, лучше не рисковать.

Против этого капитан и начальник гребцов не возражали.

— Беда нередко приходит сама по себе, даже когда ты на нее не напрашиваешься, — сказал Менедем.

Он возвысил голос:

— Все гребцы — на весла! Сегодня мы потренируемся, чтобы быть готовыми сразиться с пиратами — и со всеми остальными негодяями, на которых можно нарваться в западных водах!

Соклей гадал, не будут ли люди ворчать, что их заставляют работать больше положенного, — нет бы капитану просто двинуться прямиком на Хиос. Некоторые из них и вправду ворчали — но больше так, по привычке, без гнева. И вот в бурном море, к северу от Самоса и Икарии, команда акатоса начала практиковаться: моряки учились молниеносно устремляться направо и налево, вращаться на месте и внезапно убирать все весла с одного борта, а потом с другого. Последний маневр они отрабатывали особенно тщательно.

— Это наш главный козырь против триеры, так? — спросил Соклей.

— Это наш главный козырь против любой галеры, которая больше «Афродиты», — ответил Менедем. — Единственный шанс, кроме бегства. А что касается триеры — если мы сможем своим корпусом сломать большинство ее весел с одной стороны, то это позволит нам улизнуть. В противном случае нам вообще не на что надеяться.

— Я тоже так думаю, — вздохнул Соклей. — Хотел бы я, чтобы кто-нибудь расправился с пиратами во Внутреннем море так, как Родос пытается расправиться с ними в Эгейском.

— Уж коли ты принялся загадывать желания, пожелай, чтобы военные флоты не охотились на торговые суда, когда подворачивается такой случай, — сказал Менедем. — Здесь, рядом с домом, мы в относительной безопасности, потому что и Птолемей, и Антигон хотят процветания Родоса. Но дальше к западу… — Он покачал головой.

Соклей снова вздохнул.

«Вот и еще один повод для беспокойства, — подумал он. — Как будто у нас и без этого их мало».

Менедем проснулся затемно, палуба «Афродиты» довольно резко покачивалась. В паре локтей от него на юте лежал на спине Соклей и храпел, издавая звуки, которые могла бы издавать вгрызающаяся в камень пила. Менедем попытался снова уснуть, но громкий храп двоюродного брата и его собственный переполненный мочевой пузырь помешали ему это сделать.

Что прикажете делать с храпуном? Разве что пнуть его хорошенько и разбудить. Но Соклей был не единственным источником шума, а всего лишь ближайшим; раздавался гул голосов многих моряков, что вовсе не делало ночь тихой.

«И мне не помешало бы помочиться», — подумал Менедем, поднимаясь.

Он встал у борта. Казалось, что «Афродита» одна во всем море и в целом мире. Блуждающая звезда Зевса вот-вот должна была зайти на западе, значит, сейчас приблизительно полночь. Растущий серп луны уже исчез. Все, что он мог видеть, — это испещренный звездами купол небес и иссиня-черное полуночное море. Хиос на севере, азиатский материк на востоке… Менедем знал, где они сейчас, но не смог бы доказать это, во всяком случае, по различимым глазом приметам.

Волны одна за другой бились о торговую галеру. Волнение было сильнее, чем вчера. Менедем надеялся, что это не означает надвигающегося с севера шторма. В начале сезона навигации такое вполне могло случиться.

— Владыка морей Посейдон, помоги мне целым и невредимым достичь Хиоса, и я принесу тебе жертву, — пробормотал Менедем.

У морского бога имелся храм на этом острове, недалеко от города.

Все, что Менедем мог сейчас сделать, — это молить небеса о хорошей погоде. Помолившись, он снова лег, завернулся в гиматий и попытался опять уснуть, хотя сомневался, что ему это удастся, ибо у самого его уха Соклей издавал просто ужасные звуки. Зевнув, Менедем натянул толстую шерстяную ткань гиматия на голову и некоторое время мысленно недобрыми словами поминал двоюродного брата.

Следующее, что он осознал, — это что солнце поднимается над далекой землей материка на востоке. Менедем перевернулся, чтобы разбудить Соклея, но обнаружил, что тот уже в царстве бодрствующих — и глядит на него укоризненным взором.

— Я почти не сомкнул глаз этой ночью, так громко ты храпел, — пожаловался Соклей.

— Я храпел?! — Столь несправедливое заявление возмутило Менедема. — Это ты все время ужасно храпел!

— Чепуха, — заявил Соклей. — Я никогда не храплю.

— О, конечно же нет, — с невыразимым сарказмом сказал Менедем. — Это так же верно, как и то, что собаки никогда не воют на луну!

— Я не храплю, — настаивал Соклей.

Менедем рассмеялся ему в лицо.

Соклей побагровел. Он помахал рукой Диоклею, который потягивался на банке, где провел ночь.

— Пусть он нас рассудит, — предложил Соклей. — Кто из нас храпел прошлой ночью, Диоклей?

— Не знаю, — зевая, ответил келевст. — Как только я закрыл глаза, я уже ничего не слышал — пока не проснулся на рассвете.

— Я слышал. — Это сказал Аристид, остроглазый моряк, которого часто назначали впередсмотрящим. — Если уж на то пошло, вы оба порядком храпели и сопели, господа.

Соклей принял оскорбленный вид. Менедем тоже почувствовал себя обиженным. Потом они ненароком взглянули друг на друга, и оба начали смеяться.

— Ну, хватит об этом, — сказал Соклей.

— Отныне я собираюсь спать на баке, — заявил Менедем. — Там мне будет некого обвинять, кроме павлинов.

Он внимательно вгляделся в северном направлении.

На горизонте не было облаков, хотя бриз и впрямь свежел.

— Надеюсь, погода продержится, пока мы не доберемся до Хиоса. Как ты думаешь, Диоклей?

Если кто-нибудь на борту акатоса и был способен предсказать перемену погоды, то это начальник гребцов.

Менедем наблюдал, как келевст не только повернулся на север, но и внимательно оглядел весь горизонт, как почмокал губами, пробуя воздух, словно хиосское вино.

Наконец, как следует все взвесив и обдумав, Диоклей изрек:

— Думаю, все будет в порядке, шкипер.

— Хорошо. — Менедем и сам так считал, но хотел, чтобы кто-нибудь подтвердил его предположения. — Смотри, если ты ошибаешься, я буду винить в плохой погоде тебя, так и знай, — ухмыльнулся он келевсту.