Люблю тебя врагам назло - Татьяна Никандрова

Я посмотрела на Баширова и заметила любопытную вещь: на его лице не было ни удивления, ни непонимания. Он весь как-то сморщился и выглядел раздосадованным.

— Эм… Видимо, это какое-то недоразумение, — сказал Игнат. — Я, наверное, перепутал Борин рюкзак со своим и по ошибке закинул телефон к нему.

Я быстро скользнула взглядом по совершенно разным ранцам парней. Надо было быть полным идиотом, чтобы их перепутать. А идиотом Баширов не был.

Ксения Степановна долго ругала Игната за невнимательность, охала и говорила о том, что нельзя вешать на людей ярлыки. Видимо, имела в виду то, как мои одноклассники дружно решили, что если кто-то и украл телефон Баширова, то это непременно Ярослав. А все потому, что он из детдома.

После уроков я была, как выжитый лимон. Эта неприятная ситуация отняла у меня много энергии. Я неторопливо оделась и вышла на улицу.

Сегодня меня ничего не радовало: ни солнце, ни резвящиеся в рыжей листве дети, ни любимая песня в наушниках. Я уныло плелась по улице, вполголоса подпевая Аврил Лавин: "Everybody hurts some days. It's okay to be afraid". Идти домой совсем не хотелось, и я решила наведаться в парк. Посидеть на лавочке и погрустить.

Ярослав

Я не мог ни поговорить с Малыгиной, после того, как очаровательно она выгораживала меня перед одноклассниками. Честно признаться, я даже рад, что эти упыри подложили мобильник в мой рюкзак. Ведь реакция Алисы на их обвинения послужила очередным доказательством ее хорошего ко мне отношения. Я был счастлив видеть, что она им не верит. Эта необыкновенная девочка ни на секунду не допустила мысли о том, что я мог быть вором.

Я дождался, пока Алиса выйдет на улицу, и, едва она покинула школьный двор, нагнал ее. Коснулся плеча девушки и, широко улыбаясь, сказал:

— Малыгина, ты чудо!

Она вздрогнула, вытащила из уха наушник и скользнула по мне вопросительным взглядом.

— Я говорю, мне так приятно, что ты вступилась за меня, — мягко произнес я.

— Я не за тебя вступалась, я в принципе против несправедливости, — пожала плечами она.

— Все равно, я польщен, — мне ужасно захотелось схватить ее, прижать к себе и расцеловать милое, немного грустное лицо. Но я сдержался.

— Если честно, в какой-то момент я испугалась, что мобильник может оказаться в твоем рюкзаке. Не в смысле, что ты его взял, а в смысле, что тебе его подкинули, — призналась Алиса.

— А он и оказался а моем рюкзаке, — усмехнулся я.

— Что?! — она оторопело уставилась на меня.

— Да-да. После физры я сразу почуял неладное: рюкзак висел не совсем так, как я его оставлял. Разница была незначительная, но у меня фотографическая память, поэтому я ее заметил. Я обыскал ранец и нащупал телефон Баширова. Их план был ясен мне как день, и на выходе из раздевалки я подкинул мобильник к Антюшину. С него все равно как с гуся вода.

— То есть они действительно хотели подставить тебя? — покачала головой Алиса.

Для нее это было настоящим шоком. А для меня привычным делом. Уж не знаю, чем руководствовались эти "домашние детки", когда разрабатывали свой "коварный" план, но, кажется, они упустили из виду, что я вырос в детдоме.

Подкинуть телефон и обвинить в краже? Слабовато. Уже лет в десять я научился распознавать куда более изощренные подставы. Сразу видно, мои нынешние одноклассники жили благополучной жизнью. Они не знали жести. И вряд ли были способны на что-то такое, чего я не видел.

— Ярослав, ты не должен расстраиваться из-за них. Я понимаю, это неприятно, но… — нижняя губа Алисы задрожала.

— Да ты чего? Я не расстроен, вообще. По сравнению со всем тем трешем, который происходит в детдоме, эта выходка — просто милая шутка, — я говорил бодро, но Алиса выглядела все более удрученной.

Мы уже были в парке, и она медленно опустилась на лавочку.

— Какой ты… Толстокожий, — выдавила она. — Как бы я тоже хотела уметь относиться ко всему с юмором, — с этими словами она заплакала.

Обычно вид женских слез вызывал у меня панику и острое желание слинять куда-нибудь подальше. Но в случае с Алисой все было по-другому. Она казалась невыносимо прекрасной с покрасневшим носиком и влажными глазами. Я не сдержался и обнял ее за плечи, притянув к себе. Девушка не отпрянула.

— Алиса, в чем дело? Почему ты плачешь? — спросил я, пытаясь заглянуть ей в лицо.

— Я… Просто последние три дня выдались сложными, очень сложными. Я узнала много всего неприятного, о чем раньше не догадывалась, — утирая слезы, отозвалась она.

— Поделись со мной, станет легче, — неожиданно для себя предложил я.

И когда это я успел стать таким сочувствующим? Раньше был деревянным по пояс, а теперь "поделись со мной". По ходу, я реально в нее втрескался.

— Я не могу, это личное, — шмыгнула Алиса, но голос звучал как-то неуверенно.

— Ну ладно, Малыгина, ты мне, я тебе. Расскажи, что там у тебя стряслось. А потом можешь задать мне любой вопрос, и я отвечу честно, — мягко сказал я, наслаждаясь вишневым ароматом, исходящим от ее волос.

Алиса с сомнением подняла на меня карамельные глаза, и от ее взгляда у меня захватило дух. Вот это да!

Собравшись с мыслями, Малыгина рассказала довольно нетривиальную историю. На выходных она узнала, что у ее отца есть любовница. Случайно увидела его с ней. Но самая дичь заключалась в том, что ее мать в курсе и мирится с этим.

Я не знал, что ответить на услышанное, потому что проблем с родителями у меня никогда не было, как, собственно, и самих родителей. Но я предполагал, что Алиса любит их обоих, и ей больно от того, что один дорогой для нее человек предает другого дорогого человека.

Но все же ее родители были взрослыми людьми, и эта ситуация по большому счету касалась только их двоих. Поэтому раз мать приняла решение не замечать измен отца, то Алисе не оставалось ничего иного, как поступать так же.

Я неуверенно высказал свое мнение, опасаясь реакции девушки. В конце концов, я вел подобный диалог впервые и понимал, что ни черта не смыслю в семейных отношениях.

Но Алиса отреагировала на удивление спокойно. Понимающе закивала головой и ответила:

— Да, ты прав, я тоже склоняюсь к этой мысли. Просто мне очень тяжело осознавать, что брак моих родителей совсем не идеален. И что, зная все это, мне придется притворяться. А притворяться я не умею.

— Да, я заметил, — усмехнулся я.

— Ну, что ж, Калашников теперь твой черед для откровений, — прищурившись, сказала Малыгина. — Расскажи о себе, наконец, по-человечески. Чем ты увлекаешься? Почему именно тебя перевели к нам в школу? Откуда ты так хорошо знаешь математику?

— Ого, да это не один, а несколько вопросов, — рассмеялся я, но противиться не стал и выложил ей все, как есть.