Час джентльменов - Дон Уинслоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты прав, Эдди, — кивнул Бун. — Надо было тогда дать тебе утонуть.
Ты, сволочь, как минимум — торговец наркотой, а скорее всего, еще и детьми. Ты добиваешься своего силой, а богатство твое построено на страданиях других людей, мрачно подумал Бун.
— Я говорил с акулой, — сказал Эдди. — Только акула знает, когда придет мое время. И акула промолчала.
— Надо будет обменяться с ней парой ласковых, — откликнулся Бун.
Эдди рассмеялся:
— Разумеется, Бун, вперед. А теперь давай-ка вали отсюда, скоро врач придет. Редкостный красавец. И прибор у него всегда наготове, стоит как штык, да и сосет он как промышленный пылесос. Кстати! У тебя ведь Санни умотала, наверное, сухостой замучил, да? Или ты уже долбишь свою британскую крошку?
Лицо Буна потемнело от злобы.
— Что, обиделся? — спросил наблюдательный Эдди. — Будешь косо смотреть, всю морду тебе разукрашу, усек? Нарываешься на драку — так я готов, братишка! Мне только свистни.
— Вот если бы рядом с тобой не сидели твои братки с собакой… — протянул Бун.
— Но они рядом, — радостно улыбнулся Эдди. — Так что ты сосешь.
С этими словами он скатился по трубе.
Сосу, признал Бун, с трудом поднимаясь на ноги. В боку ощутимо ныло — пострадавшая почка явно была недовольна столь грубым обращением.
Весь мир сосет из-за таких, как Эдди.
Кролик и Эхо подбросили Буна обратно к магазину, чтобы он пересел в Двойку.
Эдди может убить тебя не моргнув глазом, но ни за что не доставит тебе ни малейших неудобств, пока ты жив. Это ведь так негостеприимно, совсем не по-гавайски.
— Я тебе должен один удар по почкам, — напомнил Бун Кролику.
— Сожалею, братишка, — ответил тот.
— Сожалею, — подтвердил Эхо.
— Ничего личного.
— Ничего…
— Оки-доки, — ответил Бун. Без обид.
— Оки-доки.
— Оки…
— Заткнись! — не выдержал Бун.
Вообще-то Кролик и Эхо хорошо относились к Буну. Да и он платил им той же монетой. Не говоря уж о том, что Эдди всегда защищал Буна, хоть и официально заявил недавно, что ненавидит его продажную хаольскую душонку.
«Никогда не доверяй хаоле» — такую мантру придумал себе Эдди.
Каждое утро — часов в одиннадцать, не раньше — он первым делом забирался на хаф-пайп, садился в позу лотоса и начинал бубнить: «Ом мани падме хум,[46]никогда не доверяй хаоле». И так сто раз или насколько хватит терпения — в случае Эдди на пять-шесть повторений. Отчитав мантру, Эдди для поднятия духа выкуривал большой косяк марихуаны.
К этому моменту шеф-повар Эдди уже поджаривал первую порцию тушенки.
После завтрака Эдди предстояло решить, как же убить день, не отходя от дома дальше чем на двадцать метров. Обычно в дневной график входили бесконечные деловые совещания, встречи с сексуальным врачом и массажистом, многочисленные марихуановые перекуры, бездумное валяние на солнце, катание на скейте, звонки девочкам по вызову и игры на приставке с Кроликом и Эхом, в которые тем не стоило выигрывать.
Также Эдди увлекался веб-сёрфингом по медицинским сайтам — благодаря им он придумывал сотни поводов для походов к врачу. Он симулировал такое количество разнообразных симптомов, что ему позавидовали бы самые амбициозные из ипохондриков. С момента ареста Эдди проверяли на волчанку, фибромиалгию, холеру и даже крайне редкую, но упорно возникающую у него раратонгскую лихорадку. Из-за последнего диагноза Эдди даже упросил судью разрешить ему поездку в Люцерн, где проживал один-единственный и потому наилучший во всем мире эксперт по этой болезни — правда, презренный хаоле.
Как бы то ни было, Кролик переживал, что ему пришлось побить Буна, и Эхо был полностью с ним солидарен. Вдвоем они довели Буна до фургончика.
— Ну, будь здоров, Бун, — пробубнил Кролик.
— Здоров, — поддержал товарища Эхо.
— Пока-пока, — откликнулся Бун.
Забравшись в Двойку, он направился в «Вечернюю рюмку».
По пути Бун позвонил сначала Дэну Николсу, а потом и Джонни Банзаю.
У себя в офисе Бун принял душ и переоделся, сменив пропотевшую одежду на свежую.
От горячей воды стало полегче, но не сильно — лицо опухло от приемчика «повалить и раздавить», а после удушающего захвата Бойда на шее краснела полоса. Выглядело это так, будто Бун решил повеситься, но на полпути передумал. От спарринга в спортзале и меткого удара по почкам болела и ныла спина. Бун начал подозревать, что на свете есть и более приятные способы заработать себе на жизнь.
Он мог бы стать спасателем — Дэйв неоднократно пытался заманить его к себе, — он мог бы стать…
Мог бы стать…
Ну ладно, спасателем.
Да и только.
Живчик уже собрался уходить — дома его дожидались Алекс Трибек[47]и продукция «Стоуфферс».[48]Живчик — такой же раб привычки, как ленивец — зверек отдыха и расслабухи. Всю жизнь Живчика определяют и направляют строгий распорядок и неукоснительное соблюдение обрядов.
Каждую субботу он посещает супермаркет «Ральф», где покупает семь готовых ужинов от «Стоуфферс», по одному на каждый день недели. (В субботу — стейк по-швейцарски, в воскресенье — индейка в соусе тетраццини, в понедельник — спагетти болоньезе, во вторник — курица с рисом, в среду… в общем, идея понятна.) Ужинает Живчик ровно в шесть вечера, когда начинаются местные новости. Затем он смотрит вечерние новости по Эн-би-си и после них викторину Jeopardy! во время которой ведет собственный счет и обычно выигрывает. За те полчаса, что идет «Колесо фортуны», он принимает душ, бреется и переодевается в пижаму и халат. Затем Живчик возвращается к телевизору — смотреть повторы сериала «Седьмое небо». Шестипалый специально запрограммировал видеомагнитофон Живчика на запись всех серий. После «Седьмого неба» Живчик отправляется в кровать. Раньше выходные выводили его из равновесия — по субботам и воскресеньям не показывали Jeopardy! и «Седьмое небо», но Шестипалому удалось решить проблему: он записал на диски все эпизоды сериала «Девочки Гилмор», поклявшись хранить эту тайну до гроба.
В девять вечера Живчик ложится спать.