Параноики вопля Мертвого моря - Гилад Элбом

Самая жуткая пробка, в которой мне приходилось побывать, была в Иерусалиме в тот самый день, когда я переезжал на новую квартиру. Я жил в районе Грик-Колони, возле модной Гоуст-Вэлли Стрит, но там стало слишком дорого, и я переехал в свою нынешнюю квартиру. Она поменьше размером и находится в более дешевом районе. Здесь каждое утро кто-то стучится в дверь, после обеда тоже не поспишь, потому что летом по улице разъезжает пикап, полный арбузов, и водитель орёт в мегафон: «Арбузы!», а зимой на пикапе, набитом всяким подержанным хламом, разъезжает араб, который орёт в мегафон: «Алътэ захен!»[29]Сначала мне показалось интересным то, что араб выкрикивает это на идише. Мне также показалось, что продавец арбузов использует интересную структуру в условном предложении, я даже подумывал написать работу про его манеру говорить «не красный, не сладкий — не плати». Потом это стало доставать в большей степени, чем это было интересно. Я стал раздражаться на них и прибавлять громкость на музыкальном центре. Потом я стал работать, начиная с трех часов.

В тот день, когда я переехал, я заболел. По-настоящему, а не для того, чтобы смотаться за пластинками. Меня бросало то в жар то в холод, тошнило, была ломота в костях. Дело было весной, и я не помню, кто там был, человек с арбузами или старьевщик. Помню только, что я не мог спать. Мой матрас лежал на полу посредине комнаты (кровати не было), а на матрасе лежал и дрожал я, окруженный нераспакованными коробками. Я подключил музыкальный центр, но все было как-то не так, я чувствовал, что чего-то не хватает.

Лучший музыкальный магазин в Иерусалиме в то время был «Пиккадилли». Я поехал туда, ехал очень медленно, прижав руку ко лбу и сморкаясь каждые несколько секунд. Когда я доехал, я едва стоял на ногах. Сердце выпрыгивало из груди. Я искал отдел с металлом. Потом долго выбирал между Enslaved и Dark Funeral. Enslaved — мрачные, непредсказуемые, суровые, песни у них сложные, длинные и зловещие. Dark Funeral — быстрые, хлесткие, брутальные, тяжелые до белого шума, от которого остаешься опустошенным. Самое то, чтобы излечиться от простуды.

Я купил обе пластинки, чувствуя за собой вину и посчитал возмездием за свою алчность то, что полиция перекрыла половину дорог в городе из-за ложной тревоги по поводу подозрительного предмета. Едва не теряя сознание, я просидел в машине два часа, кроя последними словами себя, головную боль, полицию и все в мире подозрительные предметы, и смотрел, как маленький неуклюжий полицейский робот демонтирует безобидный портфель, оставленный на автобусной остановке каким-то рассеянным придурком.

Когда я наконец добрался до дома, я свалился на матрас, как был, не раздеваясь, и не мог пошевелиться. Три дня подряд у меня играли то Enslaved, то Dark Funeral, я не мылся, не брился, не распаковывал свои коробки, пока истинный Скандинавский блэк-метал не одержал полную победу над микробами.

Я смотрю на часы. Почти десять. На шоссе все еще пробка. Мы ползем, постоянно останавливаясь, уже двадцать минут, а сейчас вообще стоим. Я пялюсь на наклейку на бампере машины впереди: «Израиль реален». Тель-Авив кажется далеким, хотя уже видны небоскребы.

— Ну и как вы узнали, что я еду в центральную штаб-квартиру?

— Предчувствовал.

— Правда?

— Нет, конечно. Я что, на Мессию похож?

— Так откуда вы знали?

— Статистика. Если житель Иерусалима едет в Тель-Авив, он, скорее всего, едет по делам в армию. Забрать оттуда свою машину, получить разрешение на выезд за границу, перенести повинность по запасу.

— Я вот иногда езжу туда за пластинками.

— Нужны были бы вам все эти пластинки, если бы не было дел в армии.

Однако я уже не слушаю. Мы едем, и я снова прибавляю громкость и дезинфицирую окончание его фразы густым облаком гитар и рыков. Я-то думал, что я тихо и спокойно доеду, предоставленный сам себе, и ошибся. Ничего-ничего. Уже почти приехали.

— Вы можете остановиться здесь, возле главных ворот.

— Нет проблем.

— И если у вас заведутся тараканы, вот моя карточка.

— Однажды у меня завелись термиты.

— И что, вы дали им там жить?

— Нет.

— Вот видите. До свидания.

Он выбирается из машины. Я заезжаю на парковку, ставлю свою «Джасти» под большой эвкалипт и иду в отдел связей. Люблю появляться на военных базах как гражданское лицо. Не то чтобы мне часто приходилось здесь бывать, но когда это случается, очень приятно чувствовать себя свободным среди солдат. Они, наверное, думают, что я — никчемный дезертир, перебежчик, паразит, таракан. А мне все равно.

Охранник на главном входе берет мое удостоверение, снимает трубку, диктует номер и вешает трубку.

— Сейчас мне перезвонят, — говорит он.

Жду и смотрю на других людей, которые тоже ждут. У них забрали машины? Им нужно разрешение на поездку в Индию? Отсрочка от трехнедельных сборов резервистов где-нибудь в лагере беженцев в Секторе Газа, пока жену с ребенком не выпишут из больницы? А может, это просто контрактники? Интересно, в армии есть служба дезинсекции?

Звонит телефон, и охранник говорит, что все хорошо и я могу проходить, а потом по главной дороге прямо до корпуса шесть, третий этаж, там мне надо будет заполнить кое-какие бумаги и потом можно идти в отдел связей. Он оставляет у себя мое удостоверение и дает гостевой пропуск. Я захожу на территорию базы, где все двигаются быстро и важно, и даже рядовые подметают дорожки или красят заборы с таким видом, будто сами судьба и будущее сионизма покоятся на их плечах в военной форме. Я иду не торопясь, мельком смотрю на лица, на чины и присматриваюсь к ногам. Ботинки начищены — хороший солдат. Не начищены — ещё лучше: они были на поле боя, бегали в пыли, преследовали врага, защищали родину и были слишком заняты, чтобы озаботиться такими мелочами, как военная дисциплина.

Я прохожу мимо плаката, написанного от руки; таких тут много:

Уменьшай расходов количество:

Везде и всегда экономь электричество.

Или вот ещё:

Враг не дремлет, и ты обязан

Держать оружие чистым и смазанным.

Или вот:

Солдат Израильской армии всегда чист и выбрит.

— Могу я вам чем-то помочь?

Я, наверное, вызываю подозрения: иду тут в штатском по главной аллее. Мне преграждает дорогу низкого роста женщина в форме капитана. Блестящие волосы заплетены в длинную косу в прямой юбке цвета хаки — толстые ноги, черные очки сидят на орлином носу чуть ниже, чем следует.

— Нет, спасибо.

— Нельзя ли взглянуть на ваш гостевой пропуск?

Предъявляю.

— Куда вы направляетесь?

— В отдел связей.