Черная Призма - Брент Уикс

– Да откуда тебе знать, что я знаю, отец?

Это было похоже на освободившуюся пружину. Только что Призма сидел у костра напротив Кипа. Через мгновение он уже стоял перед Кипом с занесенной рукой. В следующий момент Кип лежал на песке, в ушах звенело от оплеухи Гэвина, задница была расцарапана о бревно, с которого его снесло, и от падения из легких выбило воздух.

– Ты прошел сквозь ад, так что я дал тебе больше воли, чем кому бы то ни было еще. Ты прощупывал предел? Ты его нашел.

Кип поднял взгляд, переводя дыхание. К углу рта прилип песок. Он стер его. Просто слюна, не кровь.

– Ороламовы яйца! – сказал он. – Я нашел предел! Величайшее открытие со времен Арисса Мореплавателя!

Гэвин задрожал, лицо его застыло как маска. Он поиграл плечами, подергал шеей вправо-влево. Хотя Кип сидел спиной к костру, он прямо видел завихрения красного люксина в глазах Призмы.

– Что ты хочешь сделать? Побить меня? – резко спросил Кип. Это всего лишь боль.

Иногда Кип ненавидел себя за то, что видел слабые точки людей. Призма угрожал ему, и первое, что увидел Кип – пустоту угроз. Гэвин не мог бить его именно потому, что Гэвин был хорошим человеком, а Кип был беззащитен.

Взгляд Гэвина убийственно помрачнел, затем прояснился до простой напряженности. Краткий проблеск изумления.

– Сделай глубокий вдох, – спокойно сказал он.

– Что?

Призма отмахнулся, словно отгонял муху. Ком красного люксина слетел с его руки и залепил рот Кипа. Кип сделал глубокий вдох через нос прежде, чем люксин расползся и накрыл и его тоже. Затем он обернулся вокруг затылка мальчика и застыл. Только глаза Кипа остались открыты, рот и нос были затянуты полностью.

Он не мог дышать.

– Ты напомнил мне брата, – сказал Гэвин. – Я никогда не мог победить его, пока мы росли. А когда мне удалось, он похвалил меня с такой снисходительностью, что я задумался – а не позволил ли он мне победить. Ты видишь трещины во всем? Отлично. Достаточное подтверждение твоей принадлежности к Гайлам. Это наше семейное. Включая меня. Подумай, Кип: я избавлюсь от многих проблем, если оставлю эту маску у тебя на лице, пока ты не умрешь. Так что подумай дважды, прежде чем пытаться давить на совесть. Может оказаться, что у человека ее нет.

Кип слушал, сохраняя силы, пытаясь не поддаться нарастающей панике, уверенный, что после того, как Гэвин закончит говорить, он снимет люксин с его лица. Однако Гэвин замолк, но маску не убрал.

У Кипа свело живот, когда его диафрагма задергалась, пытаясь втянуть свежий воздух и вытолкнуть мертвый. Ничего.

Он схватился за шею, пытаясь найти место, где люксин прилегал к коже. Но шов был гладкий, маска прилипла к коже плотно. Он не мог подсунуть под нее даже ногтя. Он ощупывал голову, место вокруг глаз. Если он сможет вонзить ногти в мягкую кожу вокруг глаз, ему удастся приподнять маску и просунуть под нее палец. Зрение его угасало. Он посмотрел на Гэвина умоляющим взглядом, уверенный, что сейчас-то он снимет ее.

Гэвин безжалостно наблюдал за ним.

– Если ты будешь уважать лишь силу, Кип, то, во‑первых, ты дурак, а во‑вторых, ты попал в нужные руки.

Кипа охватила паника. Он должен был догадаться. Кип бился, пытался закричать, добраться до тонкого края люксина возле глаз – но едва успел коснуться его, как руки его упали. Он должен был знать, что нельзя доверять…

Пробираясь через лес целый день до самой ночи, Каррис впервые осознала, что Ректон – это вон то огромное ровное свечение. Ночь уже давно наступила, воздух в подлеске стал холодным. Каррис достаточно умела работать с субкрасным, чтобы видеть в темноте, но не в совершенстве, и в лунную ночь вроде нынешней она постоянно переходила с ночного зрения на обычное. Свет ниже видимого спектра был грубее; он не позволял тонко различать черты. Даже лица выглядели как теплые комки, поярче тут и там, но гораздо сложнее было угадать выражения лиц или мелкие движения – или даже увидеть лицо издалека.

Свечение означало, что Ректон все еще горит. Каррис медленно обходила его, взобравшись на последний холм. Она держалась вдали от дороги, восхищаясь водопадом возле города в лунном свете. За весь день Каррис не видела на дороге никого, что показалось ей странным. Раз ни единая душа не спасалась из Ректона по реке, это, вероятно, означало, что никому не удалось уйти. Но также странно было идти вдоль реки по пахотным землям и не наткнуться ни на одно поселение. Она видела апельсиновые сады, за которыми явно не ухаживали после войны, но плоды все еще висели на ветках. Апельсинов было мало, деревья были слишком лохматыми и росли хаотично по сравнению с картинками сбора урожая, которые видела Каррис, но все же они здесь. Трудно было в это поверить, судя по цене тирейских апельсинов. Тирейские апельсины были мельче, но слаще и сочнее аташийских, а парийские вообще в сравнение не шли. Никто не вернулся после войны? Неужто Битва у Расколотой Скалы действительно унесла шестнадцать лет назад жизни стольких, что земля запустела, плодонося лишь для оленей и медведей?

Каррис не видела трупов, пока не пробралась во все еще горящий город, надев свой плащ с капюшоном. Она шла по главной дороге, вымощенной ровно и хорошо ухоженной: для Каррис это был знак хорошего управления. Обгорелое тело посреди улицы лежало лицом вниз, одна вытянутая рука указывала пальцем в центр города. Только эта рука и палец не обгорели. Головы не было.

Такого пожара она не видела с самой войны. На войне армии сходились не раз в таких местах, где трупы невозможно было похоронить, и не хватало дров для погребальных костров. Трупы надо было убирать, чтобы не потерять солдат из-за заразы, так что красные извлекатели поливали тела струей красной слизи. Быстрое покрытие, даже если и небрежно извлеченное, можно было легко поджечь, и дело сделано. Но это не было кремацией. Если тела сжигали отдельно, а не грудой, оставались кости. Если извлекатель не был тщателен, отдельные части тел не догорали до костей. Грудные клетки и черепа были забиты дымящимся мясом – неплохо для войны, когда тебе надо избавиться от вражеских трупов, чтобы избежать распространения болезней, но плохо для твоих соотечественников.

Король Гарадул не сражался на той войне, но он применял худшие ее методы к собственному народу.

Как она и предполагала, указующий перст мертвеца привел Каррис к еще большему количеству трупов. Поначалу попадались отдельные тела, затем по одному на каждые тридцать шагов, двадцать, десять. Все были обезглавлены. Затем тела уже лежали плотными рядами по сторонам главной дороги, идущей мимо дымящихся, обрушившихся домов и лавок. Камни ухоженной мостовой здесь потрескались от жара. По брусчатке тянулись следы. Поначалу она не поняла, что это, но вблизи все стало очевидным – это были следы волочения, мазки подсохшей крови, где-то суточной давности, от обезглавленных тел, которые стаскивали с площади.

Она постояла среди чада и крови, прежде чем зайти за угол, за которым должна была быть городская площадь. Она обнажила короткий меч, но очков не надела. Если здесь и есть ловушка, то именно там, но вокруг достаточно красноты и жара, чтобы при необходимости она могла вести бой при помощи магии. Даже если бы она и не планировала прямого внедрения, незачем заявлять о себе как об извлекателе, если нет нужды.