Жила-была одна семья - Лариса Райт

Она так и поступила: придумала шикарную идею и приступила к ее осуществлению. Тема неба была, с одной стороны, неисчерпаема, но тем не менее она исчерпала себя в образе пилота Нодара. Повторяться Саша не любила. К тому же подарок папе должен хоть немного превзойти ту куклу, что получил его друг. На сей раз Саша не собиралась ограничиваться одной миниатюрной копией. Она собиралась создать целый клан, крепкую семью, нечто вроде «гарема», о котором думала сейчас на стамбульском рынке. Только в роли паши выступал бы папа. Она придумала комнату, где отец, вернувшийся из рейса, лежал бы на диване, а вокруг «плясали» бы остальные домочадцы. Мамина кукла спешила бы к нему с подносом, заставленным едой, Ира — с газетой, Вовка — с наполовину сделанным фюзеляжем и тюбиком клея, а сама Саша — с учебником алгебры.

Кроме кукол, надо было сконструировать точную модель гостиной, и Саша даже опасалась, что не успеет к сроку. Она так никогда и не узнала, были ли эти опасения напрасными. Подарок остался недоделанным, и какие-то его части, скорее всего, до сих пор валяются где-то у Иры на антресолях. После смерти мамы, когда они решили продать квартиру, сестра вызвалась разобрать вещи и выкинуть все ненужное. И Саша подозревала, что одним из мотивов такого рвения было как раз желание сохранить все ее старые работы. Сама она еще двадцать лет назад хотела выкинуть и макет комнаты, и не до конца готовых кукол, но тогда не позволила мама. Попросила не трогать, сказала, что все может измениться и когда-нибудь ей захочется завершить свой труд. Саша позволила. Для нее главным было не видеть эту работу, не вспоминать о ней, хотя на самом деле та боль, что она испытывала, вряд ли могла стать сильнее, даже если бы пресловутый макет по-прежнему стоял в центре ее стола. Сильнее болеть не могло. Но девушке было необходимо как-то обозначить эту боль, чем-то выразить свой протест, свое отношение к тому, что случилось в их доме. И если для этого было необходимо убрать с глаз когда-то счастливую гостиную, ее убрали. Она никогда не интересовалась, куда все-таки дели ту работу, хотя часто вспоминала о ее существовании. До сих пор вспоминала. Но теперь лишь для того, чтобы тоскливо поразмышлять о том, зачем все-таки Ира ее хранит. Потому, что была послушной девочкой, не способной отменить волю покойной матери? Нет. Ерунда. Ира сама уже давно мать и способна принимать последовательные решения. Или бережет этих кукол потому, что слишком сентиментальна? Возможно, она оставила макет как напоминание о том беззаботном времени, которое некогда царило в их семье? Тоже нелепость. Ей надо думать о том, как не упустить эту беззаботность в собственном доме, а не барахтаться в бессмысленных мечтах о безвозвратно ушедшем детстве. Могла ли Ира думать о том, что когда-то у младшей сестры действительно появится желание закончить композицию? Это казалось Саше утопией. Какие желания могут быть, если нет ни дома, ни гостиной, ни мамы, ни Вовки. Да и если бы брат был жив, она вряд ли взялась бы за доработку его куклы. Мужчины в ее сознании по-прежнему оставались «недоделанными». Внешне все то же самое: глаза, ноги, руки, туловище. Но у каждой ее куклы был характер, была душа. Конечно, она не считала всех без исключения мужчин бездушными, но постичь их, понять мотивы поступков все равно не могла, а потому и не позволяла себе создавать их образы.

Она покинула базар в приподнятом настроении. Наконец-то ощущала прилив сил и дыхание жизни, которое, казалось, остановилось после неожиданной встречи в Канаде. Даже не верилось, что еще вчера она с трудом заставляла себя выйти из номера, доползти до пляжа и проплыть несколько метров. Большие усилия требовались и для походов в ресторан. Ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни смотреть на безумных отдыхающих, наваливающих в свою тарелку еды на дюжину беженцев из голодного края и норовящих вынести из буфета как можно больше «бесплатного сыра»: коробок с чаем, пачек сахара и всего остального, что они намеревались увезти домой. У Саши они вызывали жалость и брезгливость одновременно. Ей казалось, что весь обслуживающий персонал должен непременно смотреть на нее и следить за тем, как бы она тоже чего лишнего не стащила. Поэтому даже второе яблоко взять не могла. Да и не хотела. Она ведь вообще ничего не хотела.

Она и в Стамбул желания ехать не испытывала. Это получилось случайно. Она как раз торопилась укрыться в номере до того, как основная масса обитателей отеля закончит вечернюю трапезу и поспешит смотреть очередное шоу команды аниматоров или скакать до одурения на дискотеке. Атмосфера чарующей легкости бытия, свойственная отпускному периоду, совершенно не соответствовала ее внутреннему подавленному состоянию. Последние несколько дней она особенно остро чувствовала всю нелепость своего пребывания в Турции, ругала себя за то, что подчинилась первой эмоции и улетела в совершенно не обдуманном и абсолютно не подходящем направлении. И теперь ей казалось, что самоизоляция от ритма, в котором жили остальные отдыхающие, сможет оправдать ее местонахождение.

Она быстро шла по вестибюлю гостиницы. У экскурсионной стойки молодая девушка что-то громко выговаривала представителю турфирмы. Обычно Саша не вникала в происходящее рядом, не придавала значения чужим разговорам и уж тем более в них не участвовала. И не обращала никакого внимания на предложения об экскурсиях. Десятичасовая тряска в автобусе, прерываемая заездами на турецкие мануфактуры и заканчивающаяся тридцатью минутами созерцания той достопримечательности, к которой тебя везли, представлялась девушке сомнительным удовольствием. Поэтому и предложение Иры посетить Памуккале проигнорировала. Перспектива же танцев в каком-нибудь из многочисленных сохраненных для туристов караван-сараев, или рискованного сплава по горным рекам, или тряски на пыльных джипах по бездорожью никогда не казалась ей заманчивой. Но услышанная громкая фраза заставила притормозить:

— Я не собираюсь ехать в Стамбул и терять время!

Объяснение того, чем таким дельным собиралась занять свое время девушка с потрясающей фигурой, стервозным лицом и писклявым голосом, не заставило себя ждать:

— Почему я должна расплачиваться двумя днями прекрасной жизни, если, как вы изволили заметить, мой муж чего-то «недопонял». Пусть он и едет сам любоваться Голубой мечетью, какой-то там Софией и черепичными крышами. Меня все это не интересует.

А Сашу как раз заинтересовало. Можно поехать в Стамбул? Ей этого в голову не приходило. Она заметила, что турагент пытается что-то терпеливо втолковать своей оппонентке, но безрезультатно, ибо за несколькими минутами тишины последовал новый взрыв:

— Да мне плевать, что все уже заказано. Меня ввели в заблуждение, и я имею полное право требовать компенсацию. И возместить моральный ущерб.

Обескураженный молодой человек, видимо, поинтересовался, о каком моральном ущербе может идти речь, и получил исчерпывающий ответ:

— Я рассчитывала на эту поездку. У вас в программе ясно указано: посещение рынка. Я уже несколько ночей обдумывала, что приобрести на известном стамбульском базаре, и вдруг выясняется, что вместо него нас ждут какие-то катакомбы какого-то собора.

Молодой человек не выдержал (усталость и раздражение от бесившегося перед ним невежества взяли верх над профессиональной этикой) и тоже повысил голос: