Противостояние - Дмитрий Шидловский

— Хватит, — крикнул, повернувшись назад, Берия.

Кинопроектор погас, и свет в зале снова вспыхнул.

— Понял? — негромко спросил Берия, повернувшись к Павлу.

— Нет, — признался тот.

— Англичане, — недовольно пропыхтел Берия, — по дипломатическим каналам дали нам понять, что если мы не приступим к мирным переговорам с Оладьиным, они объявят нам войну. И начнут ее с налета на нефтяные месторождения Баку. Нефть — кровь войны, Сергеев. А защитить ее основной источник мы сейчас не можем.

— Может, блефуют? — с надеждой произнес Павел.

— Нет. Мы проверяли по разным каналам. И ГРУ[34]тоже подтверждает. Твой старый друг Татищев хорошо поработал. Черчилль хочет сделать из Петербурга форпост Англии на Балтике. За эти месяцы Оладьин доказал, что его армия кое на что способна, и Черчилль решил: игра стоит свеч. Это не блеф. Они ударят. Кроме того, немцы наконец догадались, что мы не собирались ограничиться возвращением Вологды и удалением североросской границы от Москвы, и завалили наркоминдел нотами. Когда мы планировали операцию, ожидалось, что войдем в Петербург через полтора-два месяца, и они бы просто не успели ничего сделать. А сейчас Шапошников говорит, что быстрее, чем к июню, нам северороссов не разбить. Такого запаса по времени у нас нет.

— Но товарищ Ворошилов…

— Заткнись! — заорал внезапно Берия. — Этот дурак хорош на парадах шашкой махать. В войне мы опираемся на настоящих стратегов. Политбюро вынесло решение. Нам с тобой его выполнять.

— И что теперь? — упавшим голосом проговорил Павел.

— Теперь, для советского народа, в ноябре прошлого года североросская военщина попробовала напасть на СССР, чтобы восстановить власть помещиков и капиталистов. Мы отбросили ее в глубь североросской территории. Советский народ согласился на мир с буржуазным режимом, но в качестве компенсации потребовал территориальных уступок. Для мировой общественности границы Северороссии находились в опасной близости к Москве. Поэтому мы предложили их отодвинуть, компенсировав деньгами и вдвое большей территорией на севере. Оладьин не пошел на это и организовал несколько провокаций на границе. Советский народ достойно ответил на провокации. Отбив территорию, передачи которой требовали мирным путем, мы пошли на переговоры с целью предотвращения новых жертв.

— Я убью Татищева, — с напором произнес Павел.

Только теперь ему стало ясно, что очередная попытка раздавить вонючий гнойник буржуазной Северороссии провалилась…. И он знал, кто в этом виноват.

— Не раньше, чем получишь на это приказ партии, — холодно произнес Берия.

— Готов выполнить любые приказания партии, — выпрямил спину Павел.

— Ты еще докажи, что достоин их получить, — процедил Берия. — Иосиф Виссарионович недоволен тобой.

Холодный пот выступил на лбу у Павла. По телу побежали мурашки.

— Почему? — только и сумел выдавить он.

— Много на себя берешь, — проворчал Берия. — Самодеятельность устраиваешь. Когда видишь врага, надо его уничтожать, а не играть с ним в игрушки. Не ждать, когда стемнеет, и не тратить лишние боеприпасы, с таким трудом произведенные нашей промышленностью. И что ты там затеял с этой народной армией? Какая подготовка?! Их в бой посылать надо было, а не по полигонам таскать.

— Я использовал удачный опыт североросских вооруженных сил и, в частности, спецполка госбезопасности, для борьбы с ними же, — начал оправдываться Павел.

— Партия тебе сказала, какой опыт учитывать, а какой нет! — перешел на крик Берия. — И ты и я — ее солдаты, должны исполнять приказы партии, а не проявлять самодеятельность.

— Но ведь специальные части НКВД очень хорошо себя зарекомендовали, — попробовал польстить Павел.

— Я знаю, — самодовольно улыбнулся нарком. — Но если партия не сочла нужным подготовить подобным образом большее количество войск, это не значит, что партия чего-то недоглядела и товарищ Сергеев должен это исправлять.

— Я берег людей, — негромко произнес Павел.

— Ты дурак или прикидываешься? — прошипел Берия. — Наше главное преимущество перед всеми этими буржуями в том, что мы можем себе позволить тратить людской материал не так, как они. И мы должны этим пользоваться, а не играть по их правилам.

— Я всегда был против того, чтобы жечь прекрасный старинный гарнитур для обогрева дома, когда рядом лежит связка дров, — сжал кулаки Павел.

— Ты коммунист и должен знать: товарищ Ленин говорил, что если погибнет девяносто процентов русских, он сочтет это обоснованной жертвой во имя победы мирового коммунизма. И не тебе, Сергеев, решать, что есть обоснованная жертва, а что нет. Если партия скажет, что надо сжечь всю мебель страны, чтобы раскурить одну-единственную трубку, ты будешь ее жечь… или сгоришь сам. Понял? Павел сидел потупясь.

— Ладно, — смягчился Берия. — То, что вы наваляли, мы поправим. Твой североросский батальон мы переодели в форму красноармейцев и послали на штурм Новгородского УРа. Тех, кто останется в живыхs потом рассуем по разным частям и округам. Правительство ваше должно исчезнуть, будто не существовало. Круг едет сейчас в Хабаровск, артиллерийским заводом командовать. Но ты, со своей самодеятельностью… заслуживаешь хорошего наказания.

Берия внимательно посмотрел Павлу в глаза. Тот ответил ему долгим взглядом и проговорил:

— Я готов понести наказание.

— Смелый, хвалю, — хлопнул себя по ляжке нарком. — Я тоже на тебя сердит… но кое-что в тебе мне понравилось. Поэтому на Колыму… в любом качестве возвращаться тебе рано. Я за тебя замолвлю словечко. Поработаешь в аппарате Молотова, по подготовке мирных переговоров. Не забывай, благодаря кому в лагерную пыль не превратился!

Он снова посмотрел Павлу в глаза. Тот понял, что его вербуют, однако вслух произнес:

— Не забуду, товарищ Берия.

— Ладно, иди. В переговорах будешь заниматься нашими вопросами, так что еще встретимся. Главное, помни наш принцип: того, что взяли, не отдавать и еще чего прихватить.

Берия откинулся в кресле и заржал.

— А предложения о переговорах в Петербург переданы? — поинтересовался Павел.

— Да, — буркнул Берия.

— И когда они начнутся?

— Оладьин отказывается идти на переговоры, — пробурчал нарком. — Как я понимаю, в этом его убедил Татищев.

— Что? — Павел похолодел. — Он что, не понимает, что продолжение войны — самоубийство для Петербурга? Еще максимум месяц, и мы возьмем УРы.

— Татищев понимает, что такое для вас бомбовые удары по Баку, и он в хороших отношениях с Черчиллем. Он увязывает переговоры с заключением перемирия с Крымом. А товарищ Сталин хочет покончить хотя бы с этим беляцким гнездом.