Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сафонов и Тихомирова выбрали два места в заднем ряду, уселись и стали ждать начала.
На часах была уже одна минута восьмого.
— Странно, — сказал он. — Уже должны начать, а в зале почти никого. Может быть, перепутали залы? Или отменили?
— Это странно. — В глазах Светланы читалась тревога.
Мужчина в белой фуражке и полная женщина, сидевшие на переднем ряду, вдруг синхронно обернулись к ним и зашипели: глаза их были наполнены яростью.
— Сейчас начнется, — медленно проговорил парень, сидевший на стуле. — Не мешайте.
Действительно, после его слов в зале погас свет, сцена озарилась ярко-красным прожектором, и откуда-то из-за кулис к микрофону вышел молодой человек в клетчатом костюме-тройке и с аккуратно выстриженным полубоксом. В свете прожектора его силуэт казался целиком красным.
— Добрый вечер, товарищи, — проговорил он. — Спасибо, что вы пришли.
— Это Холодов, — зачем-то шепнула Тихомирова на ухо Сафонову.
— Я начну со стихов. Наверное, мало кто знает, что помимо прозы я пишу стихи. Этот текст был написан буквально только что, за пару часов до вечера. С него я и начну.
Он откашлялся и начал читать — быстро и отрывисто, но с большими паузами:
Здесь все ненастоящее.
Стены ненастоящие.
Одежда ненастоящая.
Облака ненастоящие.
Музыка ненастоящая.
Деревья ненастоящие.
Рыбы в реке ненастоящие.
Собака на крыльце ненастоящая.
Дворник на тротуаре ненастоящий.
Вы ненастоящие.
Даже я ненастоящий.
Не верьте мне.
Он закончил и замолчал, глядя перед собой в пустоту.
Тихомирова взяла Сафонова за руку, и тот почувствовал, что она дрожит.
— Вам страшно? — шепнул он ей.
— Да.
Зрители не аплодировали — видимо, ждали продолжения. Бритоголовый парень все так же сидел, скрестив руки, и кивал головой с хмурым взглядом.
— Если у вас есть какие-то вопросы, я буду рад на них ответить, — продолжал Холодов.
Мужчина в фуражке поднял руку.
— Да, слушаю вас, — сказал Холодов.
— Скажите, — замялся мужчина. — Я слышал, что вы сейчас проходите воинскую службу в Брянском гарнизоне. Но почему тогда вы приехали сюда на творческий вечер? Разве вы не должны быть в армии?
— Должен быть, — согласился Холодов. — Но я здесь. Еще вопросы?
Неожиданно для себя Сафонов сам поднял руку. Холодов посмотрел на него и кивнул.
— Скажите, — Сафонов зачем-то встал, — вот вы сейчас прочитали стихи. А кто вам нравится из поэтов?
Холодов улыбнулся.
— Я очень люблю Пушкина, Байрона, Гёте и Шиллера. Есенина и Маяковского. Но последним открытием стало для меня творчество испанского поэта по имени Федерико Гарсиа Лорка. К сожалению, его убили фашисты. Я прочитаю мое любимое его стихотворение.
Он прикрыл глаза и начал монотонно декламировать:
Все мы ходим
по зеркалу
незрячему,
по стеклу
прозрачному.
Если б ирисы росли
лепестками вниз,
если б розы цвели
лепестками вниз,
если б корни видели
звезды и высь,
а умерший спал
с открытыми глазами,
все мы были бы лебедями.
Пока он читал, Сафонова била мелкая дрожь, и зубы его стучали, и в висках нарастал тревожный гул.
В коридоре за дверью послышались шаги.
Сафонов быстро оглядел зал: справа от сцены была еще одна дверь, служебный выход.
— Нам надо быстро уходить, — шепнул он Тихомировой, взял ее за руку и встал.
Шаги приближались.
Они быстро прошли между пустыми сиденьями и миновали зал. Сафонов открыл служебную дверь, вошел внутрь: Тихомирова послушно шла за ним, не выпуская его руки. Они попали в слабо освещенный коридор без окон, с зелеными стенами и массивной дубовой дверью в конце.
— Нам туда, — сказал Сафонов, и это было очевидно, потому что дверей здесь больше не было.
Дверь вела в темный и тесный чулан. Когда Сафонов закрыл ее, они оказались прижаты друг к другу в полной темноте, но вскоре он стал с трудом различать силуэт головы Светланы и блеск ее глаз.
Оба тяжело дышали: Сафонов чувствовал, как вздымается ее теплая грудь под тонкой тканью платья. Он нерешительно положил ладонь на талию, а затем, заметив, что Тихомирова задышала еще чаще, переполз рукой на спину и прижал ее к себе еще сильнее. Теперь он чувствовал ее всю и ощущал тепло ее дыхания.
Она положила голову ему на плечо. Ее волосы пахли ромашковым шампунем. Сафонов заметил, что она и сама старается прижаться к нему плотнее, а ее рука оказалась на его спине.
Тихомирова подняла лицо, и оно оказалось совсем близко-близко.
— Я хочу, чтобы вы взяли меня прямо здесь, — проговорила она нерешительно, сбивчивым голосом.
Сафонов схватил ее за талию обеими руками, почувствовав неудержимое желание. Они тяжело и часто дышали. Он прикоснулся губами к ее губам и ощутил, что они совсем пересохли.
Он стал глубоко и сильно целовать ее, проводя ладонью по спине и еще ниже, прижимая к себе еще сильнее, и его рука спустилась к колену и нырнула под ткань платья — а потом выше, по гладкому и теплому бедру, и пальцы вцепились в кожу, и он почувствовал, как она дрожит, и как выгибается в ответ ее тело, как вдруг соприкасаются их языки. Он запустил пальцы в ее сладко пахнущие волосы, а другая рука переместилась на внутреннюю сторону бедра; Тихомирова протяжно вздохнула и скрестила руки на его лопатках, чуть выгнувшись назад и расставив ноги.
— Господи, как же мне хорошо, как же мне хорошо, — говорила она, выпуская его губы из своих.
— Да. — Сафонов целовал ее шею, покусывал оголившееся плечо, прикасался губами к ключице.
— Хорошо и темно. Темно и хорошо.
— Хорошо, — говорил Сафонов, ощущая жар от ее тела.
— Когда меня хоронили, было так же темно, — продолжала говорить Тихомирова.
Тело Сафонова обдало волной холода, пальцы свело судорогой.
— Что? — переспросил он.
— Когда меня хоронили, было так же темно, — повторила Тихомирова тихим металлическим голосом.
Ее дыхание выровнялось.
Сафонов вскрикнул, оттолкнул ее, прижался спиной к стене, зажмурился, затем снова открыл глаза, переполз по стене к двери, нащупал ручку, распахнул настежь чулан и бросился в коридор, а затем с силой захлопнул за собой дверь.
В другом конце коридора стояли двое.
Первый был среднего роста, в гимнастерке защитного цвета с красными петлицами майора и в синей фуражке. Грубое лицо с мясистым носом и квадратным подбородком искажала плотоядная улыбка.
Второй был высок и черноволос, в ладно скроенном темно-сером
