Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы. - Ирина Витковская

Он перестал спать по ночам. Часами лежал, вытянувшись на спине, и глядел в тёмный потолок. Больше того, знал, что и Наташа тоже не спит, свернувшись клубочком на краю дивана… И было невозможно, совершенно невозможно дотронуться хотя бы до её плеча, хотя бы кончиками пальцев… Непонятно почему, но невозможно, Илья это точно знал.

Спал только Пызя. Храпел так, что стены, казалось, вот-вот рухнут. А что ему? Вставал он, как догадывался Илья, где-то около одиннадцати. Больше того, Наташа тоже перестала просыпаться в семь и провожать мужа на работу. То ли забывалась после бессонной ночи (из-за Пызиного храпа?), то ли просто делала вид, что спит, не желая один на один встречаться с мужем.

Илья тихо пил кофе, принимал душ и, неслышно прикрыв дверь, уходил на работу, сатанея от одной мысли, что на расстоянии вытянутой руки от дивана с Наташей лежит Пызя с его мощным торсом и голой задницей.

По прошествии трёх недель терпеть это стало совершенно невозможно. Однажды вечером Илья поставил на шкаф видеокамеру, а на следующий день, кляня себя последними словами, еле дотерпел до конца рабочего дня.

Уже при перемотке пленки всё стало ясно. Смотреть подробно он не стал. Руки ходили ходуном, в горле стоял колючий ком. «Интересно, – подумал он, безуспешно пытаясь сглотнуть, – она тоже скажет, как и все: “Это совсем не то, о чём ты подумал”».

Как это ни странно, в тот вечер Наташа вернулась домой одна и не слишком поздно. Войдя в комнату, споткнулась о вопросительный взгляд Ильи и спокойно пояснила:

– Слава пока уехал в Бердышев.

А потом увидела камеру на столе и всё поняла. Быстрым шагом, не разуваясь, прошла к столу и жёстким голосом произнесла:

– Да, это именно то, о чём ты подумал.

– Но… почему именно Пызя? – выдавил из себя Илья.

– Сам ты Пызя! – отчаянно закричала Наташа. – Его зовут Слава! Слава! Слава! Заруби себе на носу!

– Да, конечно, Слава, – пробормотал Илья. – Слава Пызе.

Наташа сжала кулачки, в уголках её глаз блеснули маленькие злые слёзки.

– Почему? – тихо спросил Илья, хотя прекрасно знал: спрашивать нельзя.

– Да потому что он – настоящий. Такой, какой есть. И не красится во всякие там… А ты – подменыш, вот кто ты! Давным-давно ты сам был настоящим!

– Каким – настоящим? – с трудом спросил Илья. – Таким, как Пы… как он, что ли?

– Другим, – Наташа успокоилась.

Теперь она тихо говорила, глядя в одну точку, располагавшуюся где-то в середине стола.

– Знаешь, в кельтской мифологии есть такая легенда: когда у женщины рождается младенец, вокруг его кроватки начинают виться эльфы. Если ребёнок не защищён каким-нибудь сильным родовым оберегом, они крадут его из колыбели и заменяют своим восьмисотлетним старичком, выглядящим почти так же и нуждающемся в постоянном уходе. До поры до времени мать ничего не замечает, кормит и поит его. А он ест и пьёт за пятерых, но не растёт и не развивается, а наоборот, желтеет и скукоживается… Так может длиться десятилетиями, пока мать не умрёт.

Илья потрясённо взглянул на Наташу.

– Да-да, – спокойно подтвердила она. Ты тот самый подменыш и есть.

– И кто меня подменил? – Илья кривовато улыбнулся.

– Не знаю, – вздохнула Наташа, – не знаю. Не знаю, куда делось всё то, что было между нами первые два года. Я уже и забыла, какой ты настоящий…

Наташа уехала в Бердышев той же ночью. Они с Пызей поселились в общежитии для приезжих строителей. Илья знает о её новой жизни очень мало – расспрашивать кого-то он по-прежнему не считает возможным. До него случайно, через тридесятые руки докатились слухи, что Наташа устроилась на работу в копировальный центр, а Пызя по-прежнему волен, как ветер, и носится на своём байке…

По непроверенным данным, Наташа беременна. При мысли о том, что она может катать в коляске или держать на руках маленького Пызю, позвоночник Ильи прошивает полярным холодом, но поделать ничего нельзя.

Наташа исчезла из его жизни в августе, а сейчас на дворе февраль. Бенито она увезла с собой (теперь, наверное, Пызя ласково называет его Беней и угощает пивом), хомяк давно умер, и вот теперь – Каштанка… В отсутствие Бенито она могла бегать по всей квартире, обедала рядом с ним, сидя на столе, спала на соседней подушке. Сегодня утром он нашёл её, едва живую, рядом со своим сапогом. Каштанка мелко-мелко дышала, вокруг мордочки на полу расползалась лужица белой пенки. Илья взял её в ладонь, грел и тихо покачивал, пока окончательно не застыло тельце и не остекленели глазки…

Илья похоронил Каштанку под их с Наташей любимым кустом белой сирени, забросав коробку мёрзлой землёй вперемешку со снегом, а потом надолго застыл по колено в снегу. В мозгу у него вдруг что-то щёлкнуло, картинка стала ясной, мысли и чувства впервые за полгода полно и осмысленно полились, не сдерживаясь.

– Это не я подменыш, – думал Илья, – это ты, моя маленькая принцесса, заколдована троллем… Это ты видишь теперь всё не так. В твоих глазах я – подменыш, но что делать? Ничего не поделаешь… Что мне в связи с этим остаётся? Только ждать. Жизнь – она ведь длинная…

Дожидаясь троллейбуса на остановке, Гном невольно стала свидетельницей омерзительной сцены.

Гном – это Иветта Когноми. Не спрашивайте, откуда такая фамилия. От папы, детдомовца-подкидыша и круглого сироты. Всё как в плохом романе – дребезжащий звонок глубокой ночью в дверь приёмного покоя больницы, свёрток с младенцем-мальчиком, внутри которого только записка с именем: Леон Когноми. Кто это, что это за когноми такое – можно было только гадать. Но младенец вырос, женился, сам обзавёлся дочкой, и – надо было соответствовать фамилии, поэтому жена придумала имя Иветта. Теперь-то, как будущий лингвист, Гном знала, что «когноме» – это по-итальянски «фамилия». Что за странный каламбур? Но Гном не жаловалась. Было в этом сочетании что-то безумно-цирковое, в нём слышались аплодисменты, гром литавр и голос шпрехшталмейстера:

– Иветта-а-а Когноми! Эквилибр и эксцентрическая езда-а-а!.. А также хождение по шпрунг-канату и упражнения на штейн-тропе!

Ну и всё такое. Однако – к делу.

Остановка муниципального транспорта – памятник мэрским амбициям – была опоясана рифлёным стеклом. Гном стояла внутри неё, а снаружи, прямо за стенкой, ссорились парень с девушкой. Лиц и фигур разглядеть не удавалось, угадывались только размытые силуэты, а вот голоса звучали отчётливо.

– Ну почему, почему, почему… – тоненько и отчаянно твердила девушка.