Пасынки Гильдии - Ольга Голотвина

Кудрявая головка исчезла – и вовремя: со стуком сдвинулся последний засов. В прихожую вступил гость.

Чешуйка сразу понял: он!

Молодой господин даже похож на Щегла: рост, гибкая стать, синие глаза… Только этого юношу не принять было за уличного бродягу. Неспешные, уверенные движения, приветливый взгляд чуть свысока… да, этот человек привык, чтобы ему повиновались!

Все эти мысли у беспризорника слились в короткое выразительное: «Ух ты!..» И еще – в тоскливое предвкушение грядущих неприятностей. Потому что если у Щегла такая родня, пусть и дальняя, то во что же это он, Чешуйка, вляпался?..

Тем временем Сарита, вновь задвигая засовы, причитала на весь дом:

– Да разве ж так можно, храни нас Безликие?! По самой смуте, по всем этим дракам-грабежам… да без охраны, в одиночку… Да случись что с господином, нам потом греха не отмолить ни на этом свете, ни в Бездне!

– Какие там драки-грабежи, голубушка Сарита? – легко растягивая слова, произнес знатный гость. – Я же тут свое сердце прошлый раз оставил… – Он сбросил плащ на руки засуетившейся кухарке. – К тому же, как видишь, я оделся скромно, чтобы не дразнить уличных добытчиков…

Для распахнутых глаз беспризорника наряд гостя был богатым, даже роскошным. Но кухарка понимающе закивала: мол, верно, такое ли пристало носить господину?

– А где же Кудряшка? – с ленцой поинтересовался юноша. – Что не вышла встречать? Или у нее – ха-ха! – гости?

Кухарка всплеснула руками.

– Да что ж такое господин изволит говорить?! Какие у нее гости?! Кто прежде вокруг нашей птички крутился – она всех разогнала! А что не вышла – так разве господин не знает девчонок? Небось перед зеркалом вертится, вдевает в ушки те серьги, что господин прошлый раз подарил!

Юноша заулыбался, представив себе эту картину… но тут же отшатнулся, потому что из-за портьеры к нему метнулся ком грязного тряпья с воплем:

– Письмо для господина!

Кухарка ахнула, дернулась к дерзкому беспризорнику – уцепить за шкирку, выставить вон! Но господин, разглядев, что перед ним безобидный мальчуган, жестом остановил ее.

Чешуйка, воспользовавшись выхваченным у удачи мгновением, завопил:

– Господин, Щегол в беду угодил! Меня за помощью прислал, а то совсем пропадет!

Знатный юноша заметно растерялся, даже побледнел:

– Щегол?.. Не знаю я никакого Щегла… что ты болтаешь, мальчишка? Кто тебя ко мне подослал?

А Чешуйка видел: врет, врет, врет!

– Да у меня же письмо! Господин, его схватили… его в рабство хотят, за море! Если не поможешь, так больше некому…

– Не понимаю, что ты бормочешь… У тебя есть для меня письмо? Дай сюда!

Господин брезгливо взял драгоценный лоскут за уголки, расправил.

– Это – письмо? Я вижу тряпку, измазанную углем.

Да, беспризорник Чешуйка не разбирался в буквах. Но во вранье – разбирался. Жизнь научила, хоть и коротенькая еще.

– Господин, у него другой надежды нет, только ты!.. Господин, ради богов… Господин, в вас же одна кровь… ради нее…

При последних словах беспризорника что-то изменилось в лице юноши. Дрогнул и стал жестким рот, подернулись синим льдом глаза.

– Одной крови, да? – Голос был сухим и негромким. – Это он тебе так сказал?

Знатный господин шагнул вперед. Чешуйка отступил, наткнулся лопатками на стену. Ему бы удрать, да впервые в жизни не слушались ноги. Синие недобрые глаза заворожили мальчишку, как змея завораживает птенца… а ведь не был Чешуйка птенцом, не выживают птенцы в Бродяжьих Чертогах! Но такая была в глазах господина непререкаемая уверенность в том, что его – послушаются!

Белые, холеные, но очень сильные руки протянулись к мальчишке. Позади охнула кухарка. Старая Сарита словно воочию увидела, как эти белые руки сгребают мальчишку, поднимают, ударяют о стену…

Но тут с лестницы послышался звонкий обиженный голосок:

– Сердечко мое, что же ты не идешь?..

На миг господин обернулся к лестнице – и сразу исчезла его недобрая власть над мальчишкой. Чешуйка, дерзкий и проворный, нырнул за портьеру и со всех босых ног помчался по коридору – к спасительной двери черного хода.

Растерзанный в клочья отряд мятежников уходил от подоспевшего к стражникам подкрепления… Нет, не уходил – постыдно разбегался, не огрызаясь на ходу, не думая о воле богов. Толпа распалась на затравленные кучки беглецов и на обезумевших одиночек, мечтающих лишь о том, чтобы забиться в какую-нибудь щель.

Жрецу Шерайсу повезло: он нашел такую щель, забился за чью-то поленницу. Но скрывался он не от «крысоловов», а от собственных соратников. Когда двор, где прятался «мятежный жрец», принялись обшаривать стражники, Шерайс выполз из своего убежища, добровольно сдался и был препровожден в тюрьму.

Солнце медленно ползло к западу, но еще висело в небе высоко, слишком высоко, оно словно говорило потерявшим надежду бунтарям: «Не ждите ночной тьмы, она не скоро подарит вам укрытие!»

Сверху солнцу было видно, как на востоке, за городом, оживился, вскипел лагерь на Фазаньих Лугах.

Отряды, пришедшие со всех концов Гурлиана, в праздничный день откровенно скучали, не смея даже затевать потасовки. Но сейчас вокруг разноцветных шатров кипела веселая суета. Помогали господам надевать доспехи, скликали своих приятелей, ушедших в гости к «соседям», лили воду на головы пьяным. Визжали женщины, бранились мужчины, ржали встревоженные кони. Жизнь становилась интересной.

А вот маленькая шайка Айсура, сидящая на крыше чьего-то сарая и соображающая, как им пробиться сквозь кольцо преследователей, не считала свою жизнь интересной.

От шайки осталось трое: хитрюга и плутище Вьюн попался в лапы «крысоловам».

Когда Айсуру в сумятице разгрома удалось отыскать Айрауша и Чердака, он чуть не завопил от радости: братишка жив, братишка рядом! Но скрыл вспышку счастья (нечего баловать младшенького!) и сварливо спросил:

– Ты что ж за Вьюном не уследил? Почему его загребли?

– Да я… это… чего… – виновато заскулил молодой гигант. – Ему старая карга тазом по башке – бряк! Он с ног – брык! Я его за ворот поволок, а тут… эти…

– Да ладно тебе, Айсур! – урезонил Чердак главаря. – В шайке нянек нет, у Вьюна своя башка на плечах. Что ж теперь, из тюрьмы его выволакивать?

Чердак был прав. В мире бродяг царил закон: каждый за себя.

– И что теперь с ним будет? – спросил Айрауш.

Любой, кто задал бы такой глупый вопрос, напоролся бы на ответ вроде: «Возьмут ко двору учителем танцев!» Но Айрауша боги обделили умом, поэтому старший брат разъяснил терпеливо:

– Это как король решит. Или удавка на площади, или на болото с лопатой…