Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

– Эрик, а ты – шеванез? – вдруг спросила Алиса.

– Нет, – очень спокойно ответил Эркин. – Я индеец.

– Просто индеец? – уточнила Алиса.

– Да.

Вполне удовлетворённая этим, Алиса допила чай и отправилась умываться на ночь. Женя пошла проследить, чтобы она всё сделала как следует, а Эркин приготовил их вторую «разговорную» чашку.

– Эркин, – позвала его Женя. – Она легла.

– Да, иду.

Он вошёл в уже тёмную детскую, наклонился над Алисой и коснулся сжатыми губами её щёчки.

– Спокойной ночи, Эрик, – сказала она, не открывая глаз.

– Спокойной ночи, маленькая.

Неплотно прикрыв дверь детской, Эркин в прихожей достал из куртки метрику Алисы, отнёс её в спальню и положил на комод – Женя сама уберёт к остальным документам. в Вернулся на кухню, где Женя уже налила чай.

– Женя, я… я сделал правильно?

– Ну, конечно, – убеждённо ответила Женя и сказала то, что он и сам думал. – А вместе с ней, и мы язык выучим. Ты ведь об этом думал, да?

– Да, – кивнул Эркин. – Я… я ведь индеец, должен же я язык знать.

– Ну, конечно, – повторила Женя. – Всё правильно. И знаешь, что я придумала? Давай ту маленькую комнату сделаем кабинетом.

– Давай, – сразу согласился Эркин и решил уточнить: – А это что?

– Комната для занятий.

И Женя стала объяснять, что нужно для кабинета. Эркин кивал и, как всегда, со всем соглашался. Но ведь Женя же права, действительно стоящее дело.

– Женя, а гостиную потом?

– Она нам не так нужна пока. И мы же там гимнастику делаем.

Эркин кивнул.

– Да, всё так.

Эркин допил чай и встал, собирая посуду. Уже поздно, завтра им рано вставать. Обычные вечерние хлопоты: убрать со стола, а пока он моется в душе, Женя готовит всё необходимое на завтра.

Когда он в халате пришёл в спальню, Женя в ночной рубашке перед трельяжем расчёсывала волосы. Горела настольная лампа на тумбочке, и мягкий розоватый свет наполнял комнату. Не отводя глаз от Жени, Эркин сбросил халат на пуф и, мягко скользя ступнями по полу, подошёл к Жене, встал за ней и обнял за плечи. Женя откинулась назад, опираясь спиной на его грудь и подставив его губам висок. Эркин поцеловал её в висок, в корни волос и улыбнулся её отражению. Завороженно глядя в зеркало, Женя вздохнула.

– Какой ты красивый, Эркин.

– Ты очень красивая, Женя, – ответил он. – Я никого не видел, красивее тебя, ты лучше всех, – Женя недоверчиво улыбнулась, и Эркин сказал: – Я же индеец, Женя, а индейцы не умеют врать. Мы или говорим правду, или молчим. Я говорю. Ты лучше всех, Женя.

Женя наконец засмеялась и гибко повернулась в его объятиях, обняла за шею.

– Господи, Эркин, как хорошо.

– Мм.

Ответ получился невнятным, потому что он в этот момент целовал Женю.

– Ой, Эркин, – смеялась Женя тихим грудным смехом.

Мягко кружась, как в танце, Эркин подвёл её к кровати, и тем же плавным движением они опустились на постель. Женя, всё ещё смеясь, закинула руки за голову и потянулась. Эркин опирался локтями о постель и чувствовал, как скользит по его коже батист рубашки Жени. Нет, Жене надо выспаться, и он плавно, чтобы Женя не обиделась, повернулся и лёг рядом с ней.

– Спим, милый, – Женя поцеловала его в переносицу.

– Ага-а, – протяжным выдохом отозвался Эркин, закрывая глаза.

Они забрались под одеяло, и Женя выключила лампу, обняла Эркина, уткнувшись лицом в его шею.

– Как хорошо, Эркин, правда?

– Да, Женя, – и совсем тихо, так, чтобы Женя не услышала, а почувствовала. – Ты есть, Женя, и мне хорошо.

Женя погладила его по шее и плечу.

– Милый мой, как же я счастлива, что ты есть.

Эркин так и заснул, всем телом ощущая Женю, её запах, её руки…

Россия

Ижорский Пояс

Ижорск – Загорье

Этот поезд был совсем другим. Жёсткие деревянные скамьи-диванчики поперёк вагона с узким – два человека только боком разойдутся – проходом посередине, смешное нелепое прозвище – «зяблик», и люди… Андрей с удивлением обнаружил, что смотрится среди них если не франтом, то по-праздничному. Тёмные потрёпанные куртки, похожие и на куртки угнанных, и на рабские, их называли телогрейками, «телагами», стоптанные нечищеные, в лучшем случае отмытые сапоги, женские платки, ни одной шляпки… Что ж, Ижорск – глубинка, а он ещё дальше едет. Сам выбрал, жаловаться не на кого.

Андрей сидел у окна, сидел спокойно, только глаза напряжённо сощурены. В Ижорск приехал рано, в шестом часу. Но Комитет работает круглосуточно. Он отметил свой лист и узнал, что поезд на Загорье через три часа…

…Кутающаяся в платок не выспавшаяся женщина заполняет графы в толстой канцелярской книге.

– «Зяблик» в восемь пойдёт.

– Зяблик? – удивляется он.

Она устало улыбается.

– Прозвали так поезда. «Зяблик» да «кукушка». Только они до Загорья и ходят. А не хочешь поездом, можно на автобусе. Но прямого маршрута нет, с двумя пересадками. Или попутку искать.

– Давайте на поезд, – кивает он.

И получает маленькую твёрдую картонку с отверстием посередине и выдавленными цифрами номера.

– По ней в кассе билет возьмёшь. В восемь с минутами поезд…

…Утренний Ижорск показался ему неприветливым. Может, из-за туч, затянувших небо серой пеленой, отчего всё смотрелось каким-то тусклым, а, может, из-за хмурых лиц редких прохожих. В вокзальной парикмахерской он побрился, а потом прошёлся по ближайшим улицам, заставленным двух- и трёхэтажными кирпичными домами. Стояли дома тесно, вплотную друг к другу, магазины все, понятное дело, закрыты, а тут ещё и дождь заморосил, и он вернулся на вокзал. Ещё раз посмотрел расписание. До Загорья три часа, со всеми остановками. Хреново. И пайка уже не дали, посчитали, видно, что за три часа он с голоду не помрёт.

Андрей ещё успел выпить в вокзальном буфете чаю и съесть пару бутербродов с колбасой, взять в кассе билет и найти нужный перрон. Народу оказалось неожиданно много. Судя по разговорам, большинство приезжало в Ижорск на выходные за покупками, в гости и по всяким делам, и теперь все дружно костерили начальство, что расписание идиотское и от веку не меняется. «Кукушка» в пятницу и «зяблик» во вторник. Чтоб в пятницу вечером выехать, а во вторник вернуться – это отгулов брать… в такую копеечку влетишь…

Подошёл поезд, и толпа дружно ломанулась в двери. Помня, что ему ехать до конца, Андрей дал внести себя в вагон, а уж там пробился вперёд и сумел сесть у окна. Напротив, в ряд сидели три старухи, из-за чёрных, плотно окутывавших их головы платков, они казались очень похожими. Справа от него плюхнулся пожилой мужчина