После бала - Энтон Дисклофани

Она, обдумывая мои слова, кивнула:

– Да, бросила. Но мы больше не девочки. Ты хочешь, чтобы я извинилась? Прости.

Не было похоже, что она говорит искренне. Было похоже, что она разозлилась, хотя как ей злиться на меня? Я не сделала ничего, разве что ждала. Преданно ждала.

– Ты думала обо мне, пока была там? – Я ненавидела себя за то, что задала этот вопрос, будто какой-то брошенный любовник. Но я не могла с собой ничего поделать.

– Думала, – сказала Джоан. – Конечно, думала.

– Но не так много, как я о тебе. – Эти слова слетели с моего языка, как приветствие.

Рука Джоан уже была на раздвижной стеклянной двери; скоро она снова уйдет, это лишь вопрос времени – через несколько минут, секунд.

– Это пройдет, когда ты выйдешь за Рэя, Се. Он любит тебя. Ты покинешь это место. Тебе необходимо его покинуть.

1957

Я проснулась субботним утром после ночи в «Нефти», я точно помнила, что мне снилась Джоан. Я была сонная и растерянная. Было уже пол-одиннадцатого, и я вышла из комнаты. Томми улыбался мне, играя мисками на кухонном полу. Моя головная боль была размером с Техас, а ощущение во рту можно было сравнить с махровым полотенцем.

– Привет, сладкий, – сказала я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб.

И Рэю:

– Мария?

– Стирает вещи.

– Вы завтракали?

Рэй взглянул на красные глянцевые часы, висящие над печкой.

– Мы с Томми встали три часа назад. Да, мы поели. Тосты. – В его голосе слышалось раздражение, но я предпочла проигнорировать это. Раз в год мне позволялось поспать дольше обычного. Я тоже, может быть, была злая. Мы всегда ели блинчики по выходным, но просить Рэя приготовить блинчики – это как просить президента, занявшего пост после Никсона, связать свитер. Мужчины тогда не занимались подобными вещами. Я знала, что мне повезло с тем, что Рэй любил возиться с Томми. Все женщины вокруг вечно жаловались, что их мужья не обращают внимания на собственных детей.

Я ненавидела, когда Рэй был не в духе. Обычно это ему не свойственно. Он был тихим с другими – особенно на вечеринках, – но со мной и Томми он был открытым, дружелюбным и добрым. Я не видела недостатков в характере Рэя Бьюкенена. У меня их было в избытке, а у него – ни одного. Возможно, именно поэтому я за него и вышла.

Я налила холодный кофе в ковш и поставила его на плиту. Я питала небольшую надежду, что мне звонила Джоан, а если и не звонила, то позвонит и загладит все, что произошло прошлой ночью. Слова Сиэлы – о том, что я служанка Джоан, – нитью пролегли сквозь мой уставший разум. Я подошла к маленькому желтому блокноту, который мы держали у телефона, украшенного синими птичками, и проверила, нет ли для меня новых сообщений.

– Она не звонила. – Рэй послюнил палец и перевернул страницу газеты.

– Кто не звонил?

– Твоя подруга, – сказал он. Меня раздражал его тон, насмешливый, неторопливый. – Великая Джоан Фортиер. – Он все еще не смотрел на меня. – Женщина, которая держит тебя где-то в клубе до половины четвертого утра, а затем занимает твои мысли весь следующий день. Женщина, о которой ты беспокоилась последние несколько недель, в то время как она где-то пропадала и непонятно чем занималась…

– Прекрати.

Томми поднял глаза на звук моего голоса и мрачно посмотрел на меня.

– Прекратить? – Рэй аккуратно положил газету на стол. Он был самым аккуратным мужчиной из всех, что я знала. Я была ошеломлена его злостью, его привлекательное лицо исказилось целой гаммой отдельных, безобразных противоречий. – Я прекращу. Но тогда, наверное, тебе тоже лучше прекратить. Прекрати себе представлять, будто тебе двадцать лет. У тебя дома ребенок, Се.

– Я хорошая мать. Хорошая жена. – Я пыталась говорить тише. Не хотела, чтобы Мария услышала разговор. Томми все еще с грустью смотрел на меня. Я натянуто улыбнулась ему. – И, кроме того, ты расстроил Томми.

– Не трогай Томми.

– Как ты смеешь? – сказала я, мой голос дрожал. – Тебе нравится Джоан, – сказала я. – Джоан – наша подруга.

Он засмеялся:

– Боже, Се, да при чем здесь Джоан! Все дело в тебе. Она сама разберется в своих делах. Она уже взрослая.

– Я ей нужна.

– В таком случае нужно было жениться на ней. – Он говорил очень грубо.

Я издала отрывистый смешок.

– Не говори глупости. И я правда нужна ей, – повторила я. – Я всегда была ей нужна.

– Ты нужна нам. Нужна Томми. – Томми повернул голову к Рэю. – И если говорить о Томми, то когда мы заведем второго ребенка? «Еще не время, еще не время». – Он передразнивал меня – я ненавижу, когда меня передразнивают. – А когда наступит это время, Се? Когда скажет Джоан?

– Мы заведем второго ребенка, – сказала я, – когда этот заговорит.

Рэй уставился на меня. Я зашла слишком далеко. Даже будучи такой разъяренной, я это понимала. Он встал, взял на руки Томми, державшего миску в своих маленьких, идеальных руках.

– Прямо при нем? – прошипел Рэй перед тем, как покинуть комнату.

Затрещал ковш; запах свежесваренного кофе заполнил кухню.

– Как все вовремя, – пробормотала я, вылив остатки кофе в чашку и добавив молоко. Я любила черный кофе, но мне нужно было, чтобы он быстро остыл и я смогла, выпив его, собраться с мыслями и понять, что именно я сделала не так.

Он весь день держал Томми подальше от меня. Кормил его обедом, ужином, купал его, читал сказку. В общем, делал все, что обычно делаю я, будто пытаясь показать мне, что не я одна могу заботиться о ребенке. Рэй никогда не проводил столько времени с Томми, кроме наших ежемесячных девичников. Но то, что Рэй справлялся со всеми моими делами, заставляло меня чувствовать себя бесполезной. Я была мамой Томми, женой Рэя – это то, ради чего я жила. Конечно, мне не нравилось то, что меня легко можно заменить.

Весь день я провела в спальне. Мне хотелось начать его сначала. Хотелось, чтобы прошлой ночи просто не было. Я подумала было позвонить Джоан, но сейчас она мне не сможет помочь. И в любом случае мне некому было признаться в некоторых вещах. В своих страхах, что с моим сыном что-то не так. Что муж ревнует меня к лучшей подруге. Что моя лучшая подруга уходит от меня на глазах и я не понимаю, в чем причина. Иногда Томми просыпался посреди ночи. Я шла к нему, брала на руки и снова укладывала спать. Я знала, что просыпается он, следуя каким-то животным инстинктам; Томми не плакал, не звал меня и даже не шатал кроватку. Его молчание было чем-то большим, чем просто тишина: казалось, он не хотел, чтобы его слышали. Я часто думала о том, как часто мои животные инстинкты подводили меня и я спала, пока Томми ждал меня. Я думала о своей матери, обвиняя ее в том, что Томми не говорит из-за недостатка тепла ко мне с ее стороны.